Без права на жизнь

У ангара было пусто (интересно, когда ужин у сортировки?), только у входа курил знакомый персонаж. Боров. Рискнуть и подойти? Рискну.

— Доброго вечера вам.

— Здорово, зомбачок. Пожрать приперло?

— Нет. Мне бы знакомого увидеть. Он тут на раздаче работает, дядька в возрасте.

— Черп? Зачем тебе?

— Надо. Поговорить, спросить одно дело.

Боров смерил меня недоверчивым взглядом, подумал.

— Ну, жди, сейчас позову.

— Благодарю вас.

Минуты через три вышел дядька-раздатчик.

— Чего тебе? Жрать нет.

— Я не жрать. Подарочек принес. Отойдем?

— Интересно. Пошли.

За углом я махнул Солдату.

— Вот, наша благодарность.

Черп недоверчиво глянул на этикетку, аккуратно свернул пробку (приятно запахло яблоками), сделал пробный глоток.

— О, как здорово! Ещё есть?

— Нет. Найдем — принесу. А журналы не нужны?

— Нет, эти я не люблю. «Колониан географикс» попадется — тащи. Люблю про путешествия. А эти Борову отдай, он сейчас с корешем перетрет и подтянется.

— Хорошо. А не подскажите, где бы нам водичкой разжиться — вещички постирать.

— Чего?

Мужик с изумлением смотрел на нас.

— Ты какой-то неправильный. Первый раз вижу, чтобы стёртый хотел вещи постирать.

— Не знаю, Черп. Так как насчет воды?

Дядька задумался.

— В три ночи для завтрака набирать будем. Днем дать не могу — запрещено, законники следить будут. А как ты к трем ночи подойдешь?

— Это моя проблема. Куда, и сколько тары можно взять?

— Тары сколько унесешь. А подходить… Вон к тому углу. Если опоздаешь, уходи, ничего не получишь.

— Понял, буду.

Черп, кивнув, отошел. А вот и Боров.

— Уважаемый, вам журналы нужны?

— Ха, ты меня второй раз удивил, зомбачок. Давай. О, отличные телки! И за что это так?

— За закон у карьера.

Бандюк расплылся в улыбке.

— Да, Шило конкретно попал. И поделом ему, не люблю борзых.

— Я ещё хочу журналов принести. Как вам отдать?

— Слушай, зомбачок, говори просто — на ты и «Боров», забодал своей культурой. А журналы — да хоть в обед, спроси у любого из наших законника Борова.

— А как правильно обратиться, чтобы дубинкой не схлопотать?

— Да так и спрашивай: «законник». Мля, своим скажу — оборжутся — вежливый зомбак. Ты кореша своего нормально базарить, в натуре, ещё не научил?

— Ещё нет, законник Боров. Так мы пойдем?

— Канай, канай, вежливый зомбачок.

Уф, кажется, дело сделано.

По пути я вспоминал разговор с Боровом — что-то в нем показалось странным. Так, кажется, уловил — вместе с бандитским лексиконом проскакивала и нормальная человеческая речь. Черт, сужу ведь по своему миру. Неизвестно, как всё обстоит здесь.

Я сидел у шалаша и в свете заходящего солнца изучал в маленьком зеркальце новое лицо. Рядом, стараясь заглянуть через плечо, ждал своей очереди Солдат. Ощущения были, мягко говоря, спорные. Все, что ты чувствуешь своим — чужое. И любая гримаса в зеркале это подчеркивает. Не урод, не красавец, худое, но не болезненное (вон, даже румянец угадывается) нормальное лицо. Сколько лет? Двадцать, двадцать три. Не мое. Хотя, взгляд, да и цвет глаз… Это да. Мысленно поблагодарив предшественника и пожелав ему Рая (распадающаяся оболочка, боль и безумие искры), отдаю зеркало напарнику. Он поймал взором отражение, улыбка стала шире, а потом начала уменьшаться. Сосредоточенно наморщившись, с болезненной гримасой, напарник что-то вспоминал. Вдруг резко вскочил, уронив зеркальце, обвел потрясенным взглядом мусорный пейзаж, шагнул ко мне.

— Сеант!

Уткнувшись в плечо, Солдат горько плакал. Худое тело сотрясалось от рыданий. Я осторожно, обходя шишки, гладил его по голове:

— Успокойся, братишка. Не плачь, ты же Солдат.

Наконец, слезы иссякли. Сначала неуверенно, потом привычно, он немного смущенно улыбнулся. Из глаз ушли глубинные прояснение и ужас, отравленное в лабораториях сознание личности снова легло в забытье на дно души. Бедный парень. Не бандюк, не мразь человеческая, стал расходным материалом, использован и выброшен на свалку. Мир процветающего фашизма. «Неграждане третьего разряда». Твари.

Заломило голову, похоже, и я перенервничал. Надо отвлечься. Главный вопрос сейчас: сколько мы унесем в литрах. Потянем по десять кило? Должны. В офисных залежах были здоровые бутыли с ручками.

— Солдат, быстро идём за тарой, пока солнце не зашло.

Пи-пип, пи-пип — на часах стояло подсвеченное «АМ 2:15». Тяжело вставать, но надо.

— Подъем, Солдат.

Помог со шнурками, потянул к ангарам. Черт, он же не видит ночью! Как я мог забыть? Руку мне на шею, обнимаю за талию, перехватываем бутыли, пошли. У ангаров стало получше — кое-где над входами тускло горели лампы (кстати, столбов с проводами я не вижу), нет мусорных куч под ногами, долетают лучи фар с дороги. Стоим, ждём. А вот и наш знакомый при пластиковом фонаре со свечой внутри.

— Доброй ночи, уважаемый Черп.

— Ты смотри, всё-таки пришел! А я сомневался, думал, Зомбак языком мелет.

— Как можно, уважаемый? Дал слово — держи. Вот и журналы ваши, про путешествия.

— Ну, вообще молодец. Ещё принесешь? И сидру тоже?

— Постараюсь. Повезет найти нам — будет и вам.

— Поищи. Я едой не обделю — Черп добро помнит. Давай пошли, мои уже качать, наверное, заканчивают.