Без права на жизнь

— Мы будем господину очень благодарны, — опять встрял Степонас. — Если только, господин, можете…

— Могу. Как вы знаете, освободилось много еврейских квартир. Кстати, и наших одноклассников — Борьки Лифшица, рыжей Сони, Ципоры Брикманайте. Да, ты ведь дружила с нею?

— Дружила.

— Ну, так хочешь в ее квартиру?

— Д… д… да… Хорошо.

— Могу еще и няню из гетто прислать. Дня через три. Я теперь на другой работе. Зайди ко мне. Йогайлос, двадцать один, второй этаж, пятый кабинет. — Наконец он, подняв руку к козырьку, продолжил свой путь.

— Спасибо! Сердечное спасибо! — уже ему вслед поблагодарили Текле и Степонас. Гражина, пораженная его предложением, молчала… Они снова пошли.

Не нужна ей чужая квартира. Жившие в ней люди теснятся там, в гетто, а она будет… Нет, нет! Ей ничего чужого не нужно. Хоть бы Текле со Степонасом забыли об этом предложении.

Вначале казалось, что они на самом деле забыли. По дороге больше об этом не заговаривали. Когда зашли в дом, Текле сразу принялась хозяйничать — растопила плиту, поставила варить цепелины. Степонас сходил за молоком для малыша, нанес дров и сложил их за печь для просушки. Ели тоже молча, еще под впечатлением крестин. Малыш спал в старой бельевой корзине. Только потом, когда Текле убрала со стола и принялась мыть тарелки, Степонас заговорил:

— Ты не думай, что Винцукас будет нам в тягость. Да и ты… Веселей как-то, когда дом полон. Соседям я сказал, что ты наша племянница из деревни, которую немцы сожгли. Но если твой знакомый офицер, хоть и в ихней форме, а свой, литовец…

— Мы вместе учились, — поспешила объяснить Гражина.

— Если он, — продолжал Степонас, — предлагает хорошую квартиру в городе, ты же ни у кого ее не отнимаешь. Ведь он сказал, что стоят пустые. Тем, кто в гетто, их все равно не вернут.

Она молчала. Хоть Степонас говорит, что они с малышом не будут им в тягость, все же будут их стеснять. Если она вернется к себе, малыш целыми днями будет один. Некормленый, мокрый. Но пойти к Юргису… Нет… Нет.

Степонас опять заговорил:

— Приютить сироту святое дело, и я к Винцукасу, да и к тебе, всей душой. А советую сходить к этому господину для вашего же блага, чтобы у ребенка был свой дом, настоящая кроватка, а не эта, — он кивнул в сторону бельевой корзины. — Так что подумай.

Она думала. Текле со Степонасом уже давно спали. И малыш спал в этой старой, с отломанными ручками корзине. Ей не давали уснуть слова Степонаса о том, что у ребенка должен быть свой дом, настоящая кроватка. У него же есть свой дом! Ведь квартира, в которой жили Ципора, ее родители и маленький Гершеле, и есть его дом. Может, в Ципориной комнате даже стоит детская кроватка.

Но пойти к Юргису… И не объяснить им, почему она не может…

Она поднялась с тюфяка, который Текле ей постелила на скамье, укуталась в одеяло и встала перед распятием на колени, моля Господа о помощи.

— Чего не спишь? — спросил Степонас, слезая с кровати и выходя в сени.

Когда он вернулся, объяснила:

— Я… не могу пойти к этому… офицеру.

— Ладно, спи. Утром поговорим.

Но утром, когда они с Текле собирались на работу, он промолчал.

Весь день она была сама не своя. Что делать? Если Юргис может их вселить в Ципорину квартиру, малыш будет у себя дома, лежать в своей кроватке.

Но пойти к Юргису… А может, он только при встрече, растерявшись, обещал, а потом опомнился и подсчитает время… Правда, Ципора говорила, что малыш родился семимесячным. Все равно…

Как она ни старалась казаться спокойной, Марите заметила, что ей не по себе.

— Ты все еще переживаешь, что вернула его? Зато сама живая. Да и мы тоже.

Нет, она рада, что не отдала малыша в гетто. И хорошо, что Текле и Степонас ей помогли. Когда Юргис спросил, вышла ли замуж, она от растерянности выпалила, что малыш ее. А теперь он на самом деле стал своим. И если Ципора вернется, они будут растить его вместе, в той же, их квартире.

А вечером, когда они с Текле возвращались с работы, она и хотела, чтобы Степонас заговорил о квартире, и боялась этого.

Заговорил. Оказалось, что Текле ему еще в первый день рассказала, что малыша оставили на крыльце и Ядвига, заподозрив, что ребенок еврейский, потребовала отнести его в гетто. Узнав, что Гражина этого не сделала, Степонас предложил пожить с малышом у них, а они ребенка окрестят. Тронутая их добротой, она призналась, что малыш не случайный подкидыш, а сын ее школьной подруги, которая тайком приходила к ней и молила спасти его.

— Так ты знаешь, где дом Винцукаса? — спросил Степонас.

— Знаю…

— Выходит, сам Бог после крещения Винцукаса послал нам этого господина.

Он стал ее уверять, что не надо откладывать. Человек, видно, хороший, сам и квартиру лучшую предложил, и няню. Такому маленькому ребенку нужны женские руки, а не его, огрубевшие от вечной возни с деревом. Надо пойти к нему и попросить именно эту квартиру, его матери.

Гражина молчала. И Текле несмело предложила:

— Может, ты сходишь? Гражина тебе скажет, где эта квартира. А ему объяснишь, что она не могла дитя оставить. Иль заболела. Бог простит эту неправду.