– Тебе нравится твое занятие? – спросил садовник.
– Ничего другого я делать не умею.
– А не страшно тебе будет ходить одному по большим дорогам?
– Что же делать? Ведь у меня нет дома.
– Тяжело в твои годы вести такую жизнь.
– И мне, конечно, было бы приятнее спать в теплой постели и сидеть у огня.
– Если хочешь, то можешь иметь и то и другое, но при этом тебе, конечно, придется работать. Оставайся и живи с нами. Говорю тебе заранее, что мы люди небогатые и тебе придется много трудиться. Но зато ты не будешь ночевать под открытым небом и не замерзнешь насмерть на дороге, в каком-нибудь овраге. Сев после работы за ужин, ты будешь знать, что заслужил его, и от этого он покажется тебе вкуснее. А поужинав, ты ляжешь на приготовленную для тебя постель. И если ты останешься с нами, у тебя будет семья.
Итак, я не буду больше одинок. У меня будет отец, сестры, братья!
– Ну, что же, ты согласен? – спросил садовник.
Я снял свою арфу и повесил ее на гвоздь.
– Вот это понятный ответ, – смеясь сказал он, – и я вижу, что мое предложение пришлось тебе по душе. А если тебе не понравится у нас, ты всегда сможешь уйти. Только уходи уж не зимой, а весной или летом.
– Я уйду только один раз – сегодня, чтобы увидеть Витали, – ответил я.
Семья Пьера Акена состояла из пяти человек: его самого, двух сыновей, Бенжамена и Алекса, и двух дочерей, Этьеннеты и Лизы.
Лиза была немая, но не от рождения. Она говорила до двух лет, а потом, после долгой и тяжелой болезни, потеряла дар слова. Жена Акена умерла через год после рождения Лизы, и Этьеннета, тогда еще маленькая девочка, стала хозяйкой дома и заменила сестре и братьям мать. В школу она ходить не могла, так как у нее было множество дел: она стряпала, чинила белье и платье отца и братьев, нянчилась с Лизой. Она работала весь день, вставала раньше всех и варила суп для отца, чтобы он мог поесть перед отъездом на рынок, а ложилась позднее всех, потому что нужно было вымыть посуду после ужина и постирать белье детям. У Этьеннеты совсем не было детства. Она никогда не была ребенком, никогда не играла, не смеялась. И в пятнадцать лет у нее было задумчивое, озабоченное лицо взрослой женщины.
Не успел я повесить на гвоздь свою арфу и начать рассказывать, как мы с Витали искали каменоломню и вынуждены были вернуться назад, в Париж, как за дверью, выходившей в сад, послышалось царапанье и жалобный лай.
– Это Капи! – воскликнул я и вскочил с места.
Но Лиза опередила меня, она подбежала к двери и отворила ее.
Бедный Капи бросился ко мне и, когда я обнял его, начал, радостно взвизгивая и дрожа всем телом, лизать мне лицо.
– А что будет с бедным Капи? – робко спросил я у садовника.
– И Капи останется с тобой, – ответил он.
Пес как будто понял, о чем мы говорили. Он встал на задние лапы, приложил передние к груди и поклонился. Это ужасно рассмешило детей, в особенности Лизу.
Я хотел было заставить его проделать несколько штук, чтобы позабавить их, но он не послушался и, схватив меня за рукав, потащил к двери.
– Он просит, чтобы я шел с ним, – сказал я.
– Он, должно быть, хочет отвести тебя к твоему хозяину, – кивнул садовник.
Полицейские, которые унесли Витали, сказали, что им нужно расспросить меня, и обещали зайти днем. Но когда они еще соберутся прийти, а мне хотелось разузнать о Витали как можно скорее. Ведь я не умер, может быть, не умер и он.
Отец Пьер – я уже начал так его про себя называть, – видя мое беспокойство, пошел вместе со мной в контору полицейского комиссара. И там я узнал, что Витали действительно умер.
Меня стали расспрашивать, и я рассказал все о себе и о Витали.
– Что же ты будешь делать теперь? – спросил комиссар. – Ведь ты говоришь, что родных у тебя нет.
– Я хочу взять его в свою семью, – сказал садовник, – если вы согласитесь доверить его мне.
Комиссар не только согласился, но еще и сказал, что Акен поступает очень хорошо и делает доброе дело.
Потом он спросил меня, не заходили ли мы к кому-нибудь в Париже, и я сказал ему про Гарофоли.
– Отведите его к Гарофоли, – сказал комиссар одному из полицейских. – Ступайте на улицу Лурсин – мальчик наверняка узнает дом. Расспросите этого Гарофоли.
Итак, мы втроем – отец Пьер, полицейский и я – отправились на улицу Лурсин. Я тотчас же узнал дом, и мы поднялись в четвертый этаж. Маттиа в комнате не было; должно быть, его увезли в больницу.
Увидев полицейского, Гарофоли сначала испугался, но сразу оправился, узнав, зачем мы пришли.
– А, так бедный старик умер? – сказал он.
– Вы его знали?
– И хорошо знал.
– Так расскажите все, что знаете о нем.