Без семьи (др. перевод)

– Вот это хорошо, но я все-таки не хочу, чтобы ты мок под дождем. Мы сегодня не пойдем дальше и переночуем вон в той деревне.

Но постоялого двора в деревне не было, а из крестьян никто не хотел пускать к себе какого-то странно одетого старика с мальчиком и тремя грязными собаками. Нам везде отказывали и захлопывали перед нами двери.

Неужели нам придется идти дальше? Ведь до Усселя осталось еще четыре мили. Наступала ночь, дождь лил, ноги у меня совсем окоченели.

Наконец один крестьянин, подобрее других, позволил нам переночевать в сарае, но с условием не зажигать огня.

– Отдайте мне ваши спички, – сказал он Витали, – я верну их вам завтра, когда вы будете уходить.

Слава Богу! Теперь у нас была хоть крыша над головой.

Витали был человек запасливый, никогда не пускавшийся в дорогу без провизии. В солдатском ранце, который он нес за спиной, нашелся большой кусок хлеба. Он разрезал его на четыре части.

Тут я в первый раз увидел, в каком строгом повиновении держит он свою труппу.

Пока мы ходили от двери к двери, прося, чтобы нас пустили ночевать, Зербино забежал в один дом и быстро выскочил оттуда с коркой хлеба в зубах. Увидев это, Витали сказал:

– Поговорим вечером, Зербино!

Я совсем было забыл про это, но, когда Витали начал резать хлеб, я заметил, что Зербино приуныл.

– Пусть вор идет в угол, – строго сказал Витали, – он будет спать без ужина.

И Зербино отправился ползком в угол, на который указал ему хозяин. Он зарылся с головой в наваленный в сарае папоротник, и мы его больше не видели. Только изредка доносилось до нас его жалобное повизгивание.

Наказав Зербино, Витали дал мне кусок хлеба, взял другой себе и, ужиная, стал кормить Капи, Дольче и Проказника, давая им равные кусочки хлеба.

Мы с матушкой Барберен жили в последнее время далеко не роскошно, но все-таки перемена показалась мне ужасной. Как вкусен казался мне горячий суп, даже и без масла, который подавался у нас на ужин! А как тепло было около очага и в моей постельке, когда я закутывался в одеяло до самого подбородка!

Ничего этого теперь не было. Приходилось радоваться и тому, что есть хотя бы папоротники вместо постели.

Я страшно устал, ноги у меня болели, и я дрожал в своей мокрой одежде. Была уж ночь, а я и не думал спать.

– У тебя стучат зубы, – сказал Витали. – Тебе холодно?

– Да, немного.

Он открыл ранец.

– Вот тебе сухая рубашка и жилет, – сказал он. – Разденься, завернись в них, а потом заройся в папоротник. Тогда ты быстро согреешься и заснешь.

Однако я согрелся не так быстро, как думал Витали. Долго ворочался я с боку на бок и был слишком измучен и несчастлив, чтобы быстро заснуть.

Неужели то же самое будет каждый день? Неужели мне придется все время ходить и мокнуть под дождем, спать в сараях, и рядом не будет никого, кто бы пожалел и приласкал меня? Ведь матушки Барберен нет и я никогда не увижу ее! Когда я думал об этом, слезы лились у меня из глаз.

Вдруг я почувствовал чье-то теплое дыхание и, протянув руку, дотронулся до мягкой шерсти. Это был Капп. Он тихонько подошел ко мне, осторожно ступая по папоротнику, лег рядом со мной и лизнул мне руку.

Тронутый этой лаской, я обнял и поцеловал его. Он слегка взвизгнул и, сунув свою лапу в мою руку, придвинулся ко мне еще ближе. А я забыл и свое горе, и свою усталость. Теперь я уже не был одинок: у меня был друг.

Глава VI Первое представление

Следующим утром мы снова пустились в путь. Дождь перестал, небо было голубое и, благодаря ветру, грязь высохла. Птицы весело распевали, а собаки прыгали около нас. Временами Капи подбегал ко мне, поднимался на задние лапы и лаял. А я понимал, что это значит. «Ободрись, не унывай!» – говорил он мне.

Капи был необыкновенно умен, и я с первого же дня подружился с ним и стал понимать его, хоть он и не умел говорить.

Так как я жил все время в деревне, мне было очень интересно посмотреть на город. Но Уссель со своими старинными домами и башнями совсем мне не понравился. Да мне, впрочем, было не до него. Я все время думал о чудесной лавке, где продаются башмаки.

Наконец мы дошли до грязной жалкой лавчонки и, спустившись по трем ступенькам вниз, очутились в каком-то темном подземелье. Солнце, должно быть, никогда не заглядывало сюда. Неужели башмаки продаются в таком отвратительном месте?

Но Витали знал, куда пойти, и через несколько минут я с восторгом надел кожаные, подбитые гвоздями башмаки, которые были в десять раз тяжелее моих деревянных.

И Витали не ограничился только одними башмаками. Он купил мне все, что обещал: бархатные панталоны, голубую курточку и шляпу. Положим, бархат был сильно потерт, а шляпа выцвела от дождя и пыли, но для меня все это было невиданной роскошью. Да, мой хозяин, вне всякого сомнения, самый лучший, самый щедрый и самый богатый человек на свете!

Я с нетерпением ждал минуты, когда мне можно будет надеть мое новое платье. Наконец мы добрались до постоялого двора. Витали вынул покупки и, к моему величайшему ужасу, обрезал мои бархатные панталоны так, что они могли достать мне только до колен.