Кое-что заподозрил Джанмарко Пасарди и прислал записку с просьбой о встрече. Любопытная вертихвостка Тассони, переписывавшаяся с Бьянкой Белончини, получила от неё письмо, в котором вдова недоумевала — оказывается, перед смертью Джезуальдо взял из банка почти тысячу дукатов и сказал своему банкиру Руфино Пацци, что собирается купить виноградники и землю с домом у Наталио Валерани. А тут пустоголовая дурочка Франческа Бартолини неожиданно спросила Глорию, купила ли у неё перед смертью Черубина дом? Нельзя было терять ни секунды. С Черубиной Глория расправилась бездумно, просто пронзив кинжалом. Сына она направила к Пасарди, а Джулио заткнул рот много знавшей Иоланде, предварительно оглушив её и отменно потешившись. Угрозу представляла и Бьянка Белончини, но пока минет срок траура, подумала она, никого из них в Урбино уже не будет.
Да, оставаться в замке теперь было незачем, но Глория понимала, что внезапное исчезновение всей семьи привлечёт внимание, и решила немного выждать, тем временем найдя и приличный повод для отъезда…
…Глория рассказывала спокойно. Шевелились только губы, лицо оставалось странно неподвижным. Из всех её слушателей спокоен оставался только Аурелиано Портофино: на допросах в Инквизиции он наслушался исповедей хладнокровных ведьм и ничему не удивлялся. Поборов первый приступ гнева, инквизитор обрёл безмятежность и выслушивал признания Глории просто по должности. Чума был мрачен, на него временами накатывали странные приступы леденящего душу страха: спокойно повествующая о своих злодеяниях ведьма просто пугала его, пугала тем сильнее, что он привык доверять ей. Дженнаро Альбани понуро молчал, про себя читая молитву. Прокурор то и дело стирал с лысины пот и мелко дрожал. Трясся и Тристано д'Альвелла, с ужасом рассматривая женщину, чей дьявольский замысел полтора месяца не давал ему спать по ночам. Мессир Альмереджи дышал ртом, пытаясь подавить приступы тошноты. Ведьма была противна ему.
Дженнаро Альбани неожиданно наивно спросил.
— Глория, а…вам… не было жалко Черубину Верджилези? Она ведь так уважала вас.
Глория Валерани окинула его тусклыми глазами и после минутной паузы ответила, пожав плечами.
— Мне нужны были деньги.
Старуха устала и не лгала, отвечала почти бездумно.
— А о ней… вы просто не думали? Она была молода, хотела жить…
Валерани чуть дёрнула плечом. Тон её был мертвенно холоден.
— Что мне до неё?
Дженнаро Альбани, мрачно глядя на Портофино и Чуму, вполголоса пробормотал.
— Да, они правы… Пришли новые времена — свободы от Бога, традиций и авторитетов… «Наше время преобразовало не жизнь, но умы, не реальность, а воображение…», говорят они, а потом ум и воображение, свободные от Бога, становятся бесовскими, и меняют жизнь, порождая бесовские времена.
Люди подеста под конвоем препроводили негодяев в тюрьму. Д'Альвелла, Дженнаро Альбани, Портофино, Песте и Ладзаро Альмереджи вышли из мрачного каземата и вдохнули вечерний воздух, свежий и прохладный. Из темноты выступили две женщины — донна Грандони и синьорина Фаттинанти. На сердце Ладзаро неожиданно снизошёл покой.
— Ты что-то говорил о свадебной трапезе, — деловито обронил он Грандони, — завтра я венчаюсь, давай совместим торжества и выпьем спокойно, пока новых отравителей не завелось, ибо прав, боюсь, каноник-то насчёт бесовских времён…
Портофино усмехнулся.
— Полно, Ладзарино, не стоят города без семи праведников.
Альмереджи вздохнул и пригласил не завтрашнюю свадьбу начальника тайной службы и инквизитора. Тристано поглядел на лесничего, перевёл взгляд на его невесту, усмехнулся и кивнул, после чего отбыл с докладом к герцогу. Портофино и Дженнаро Альбани направились в храм, Ладзаро пригласил будущую жену на прогулку под луной. Та поцеловала подругу и, взяв жениха под руку, удалилась. Мессир Грандони повёл супругу в свои покои.
— Ты расскажешь о допросе? — спросила Камилла, как только они вошли к себе.
Чума поморщился.
— Не сегодня. От этой мерзости меня может спасти или ведро аконита, или… — Он сжал её в объятьях и, торопливо развязывая шнуровку на её платье, опрокинул на ложе.
Чума в эту ночь не отводил глаз в сторону от супруги, но семикратно доказал ей свою любовь. Он овладевал ею — и не мог насытиться, падал в изнеможении — и вновь подымался. Силы ему придавали нерастраченная мужская мощь и понимание, что любовь женщины дарит не только наслаждение, но и забвение. Он не хотел думать.
Неожиданно, отдыхая от очередной любовной атаки, услышал вопрос супруги.
— Грациано, почему мессир д'Альвелла так смотрел сегодня на мессира Альмереджи?
Расслабленный наслаждением мужчина не склонен размышлять.
— Жалел, — бездумно обронил Песте, — кошмарная же девица… — он осёкся, поймав гневный взгляд супруги.
— Кошмарная? Да если б не она! Ты всегда считал женщин глупыми курицами, а когда одна оказалась умнее тебя, то и хвост поджал? Да ещё и поносишь её?
Чума вяло махнул рукой.
— Боже упаси. Синьорина великолепно извлекает следствия из причин, однако причины-то, напомню, обнаружил я. Но бедняжка Ладзарино…