Без семьи

К несчастью, успеху нашего предприятия мешал туман, который не рассеивался в продолжение двух дней. Небо, или то, что в Лондоне называется небом, представляло собой сплошное облако оранжевого пара, а на улицах стоял серый туман, не позволявший ничего различить на расстоянии нескольких шагов. Прохожих было мало, а слушавшие нас из окон не могли видеть Капи. Это были плохие условия для хорошего сбора, и Маттиа проклинал туман, не предполагая того, какую услугу окажет он нам троим несколькими минутами позже.

Мы шли быстро, Капи бежал за нами. По временам я окликал его, что для Капи было равносильно тому, как если бы я вел его на цепочке.

Скоро мы дошли до Холборна, — одной из самых людных торговых улиц Лондона. Вдруг я заметил, что Капи исчез. Куда он девался? Я остановился в одной из аллей и тихо засвистел, боясь, что он издали меня не увидит. Я уже подумал, что его украли, как вдруг Капи подбежал ко мне, виляя хвостом и держа в зубах пару шерстяных чулок. Положив на меня передние лапы, он подал мне чулки. У него был такой торжествующий вид, словно он удачно проделал один из самых трудных своих фокусов и теперь требовал моего одобрения. Все это произошло в течение нескольких секунд, и я стоял в изумлении. Вдруг Маттиа выхватил у меня чулки и потащил в аллею.

— Пойдем быстрее, но бежать не будем.

Через несколько минут он объяснил мне, в чем дело.

— Я тоже был поражен и недоумевал, откуда взялись чулки, как вдруг услышал слова какого-то человека: «Где он, этот вор?» А вор-то — наш Капи, и не будь тумана, нас обоих арестовали бы сейчас за кражу.

Я все прекрасно понял и задыхался от негодования. Они сделали вором нашего доброго, честного Капи!

— Вернемся домой, — сказал я Маттиа. — Держи Капи на поводке.

Маттиа ничего не ответил, и мы быстро зашагали ко Двору Красного Льва.

Отец, мать и дети сидели за столом и складывали куски материи. Я швырнул чулки на стол, чем вызвал смех Алена и Неда.

— Вот чулки. Их украл Капи, потому что его научили воровать. Думаю, что это сделано ради шутки.

Я весь дрожал, произнося эти слова, но твердо решил высказаться.

— А если это не шутка, — спросил отец, — что ты сделаешь тогда, скажи на милость?

— Привяжу ему веревку на шею и утоплю его в Темзе, хотя я его очень люблю. Я не желаю, чтобы Капи был вором, точно так же и сам не хочу им стать. Если б я знал, что это может произойти, то предпочел бы утопиться с ним вместе.

Отец посмотрел мне прямо в лицо и сделал такое движение, словно хотел меня убить; глаза его горели гневом. Однако я не опустил глаза. Постепенно его искаженное злобой лицо приняло обычное выражение.

— Ты прав, это глупая шутка, — сказал он, — и для того чтобы она больше не повторялась, Капи отныне будет выходить только с тобой.

ГЛАВА XVI. ОБМАНУТЫЕ НАДЕЖДЫ

На все мои старания подружиться Ален и Нед отвечали злобой и ненавистью; чтобы я ни пытался сделать для них, все им не нравилось. Они явно не признавали меня своим братом. После приключения с Капи наши отношения совершенно испортились, так как я дал им понять — не словами, конечно, потому что я не мог свободно объясняться по-английски, но с помощью выразительных жестов, где главную роль играли мои кулаки, — что если они вздумают что-либо сделать с Капи, я сумею его защитить и отомстить за него.

Не пользуясь расположением братьев, я пытался завоевать симпатию сестер. Но Энни выказывала по отношению ко мне такое же недоброжелательство, как и братья. Не проходило дня, чтобы она не устраивала мне какой-нибудь каверзы, и я должен сказать — она была чрезвычайно изобретательна.

Оставалась только маленькая Кэт. Ей было всего три года, и потому она не могла еще действовать заодно со всеми. Она позволяла мне ласкать себя, во-первых, потому, что я заставлял Капи проделывать для нее различные фокусы, а во-вторых, потому, что я приносил ей сладости, которые во время представления дарили нам богатые дети, с важным видом заявляя: «Для собаки». Я с благодарностью принимал их, так как это давало мне возможность сохранять расположение маленькой Кэт.

Итак, изо всей семьи — той семьи, к которой я питал такую нежность в момент своего приезда в Англию, — лишь одна Кэт позволяла мне любить себя. Дедушка продолжал яростно плеваться всякий раз, когда я к нему приближался. Отец вспоминал обо мне только вечером, принимая нашу выручку. Мать по большей части была не в себе. Какое горькое разочарование!

Маттиа отлично угадывал мои грустные мысли и то, что их вызывало; тогда он, как бы рассуждая сам с собой, говорил:

— Поскорей бы получить ответ от матушки Барберен!

Мы просили адресовать нам письмо до востребования и потому ежедневно заходили на главный почтамт. И вот наконец мы получили это долгожданное письмо.

Главный почтамт — не очень подходящее место для чтения. Мы вышли на улицу, чтобы успокоиться, и там я вскрыл письмо матушки Барберен, которое было написано по ее просьбе: