Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания

Не буду утверждать, что на верхних этажах в Москве знали лучше, чем на нижнем в Белом доме. Но так или иначе, этим сведениям в Кремле верили. И как было не поверить в свете решения сессии совета НАТО 12–14 декабря о размещении в ФРГ «Першингов-2» и в ряде других европейских стран крылатых ракет наземного базирования? Само «двойное решение» должно было толковаться на фоне знаменательного заявления Дж. Картера 13 декабря. Оно не получило, как мне представляется, освещения и оценки, каких заслуживало.

На чем возводился процесс ограничения и сокращения стратегических ядерных вооружений? На принципе паритета и отказе обоих партнеров от курса на достижение военного превосходства. 13 декабря Картер выдвинул заявку на превращение Соединенных Штатов в военную державу номер один. Президент односторонне объявил обширные районы мира сферой «американских жизненных интересов» и выразил решимость Вашингтона продвигать новые военные программы независимо от результативности ведущихся переговоров по разоружению.

Играла ли смена курса в Вашингтоне роль при принятии решения о советской интервенции в Афганистан? Этого мы можем не дознаться никогда. Почему Ю. В. Андропов изменил свою точку зрения поздней осенью? Весной, во время «мятежа» в Герате, поднятого отрядом моджахедов, проникшим из Пакистана, президент Тараки и премьер Амин обращались к Советскому Союзу с просьбой о помощи войсками. При ее обсуждении в руководстве председатель КГБ четко обозначил позицию:

– Никого не спрашивая, афганцы поднялись на революцию. Им теперь ее и защищать. Если свою революцию они не в состоянии отстоять, значит, совершали ее преждевременно. Поддерживать политически, экономически, поставками оружия – «да», воевать за афганцев – «нет».

Соответствующий ответ ушел в Кабул по радиотелефону. Специально этим каналом, чтобы США, если у них вдруг не пропадет желание слушать чужие разговоры, поняли, куда дело клонится.

В конце лета 1979 г. соотношение сил в Афганистане сместилось не в пользу режима. Не только и не просто военных сил. Лозунги Апрельской революции остались в массах непонятыми. Что могли сказать слова «социализм», «эмансипация», «гегемония пролетариата» и так далее безграмотным, забитым, нищим людям, составлявшим девять десятых населения, разбросанным на четырех пятых территории государства? Отменили ростовщическую задолженность, забыли, однако, создать кредитный институт на замену. Дали землю. А чем ее обрабатывать, поливать, засеивать? Опять не предусмотрели. Зато отняли муллу, который если и не помогал, то утешал. Превратили весь Афганистан в сплошной враждующий лагерь и поле сражения. Нет, прежде было спокойнее.

От кого теперь защищать революцию и с кем? Вопрос должен был бы стоять даже категоричнее, чем в марте. У меня идут дискуссии с М. В. Зимяниным. Он согласен, что нас втягивают в авантюру с более чем сомнительным финалом.

19–20 декабря 1979 г. звонит Андропов. Его интересует мой прогноз в связи с «двойным решением» совета НАТО. Даю в недипломатических выражениях оценку линии советского МИДа. Для собеседника это не новость, и он уточняет, можно ли что-то еще предпринять. Отвечаю зло – поставить свечку в соборе.

– Думаешь, компромисса не найти?

– Тех, кто был готов к нему, мы оттолкнули.

– Ладно, продолжим разговор попозже, когда ты остынешь.

Прошу Андропова не класть трубку, у меня есть вопрос к нему:

– Хорошо ли взвешены последствия решения войти в Афганистан? Англичане не управились там за тридцать восемь лет, ведя борьбу один на один. Техника боя изменилась, но не люди. Люди в Афганистане те же, и живут они так же, как век назад.

На другом конце провода тишина, оборванная голосом с непривычно жесткой интонацией:

– Откуда тебе известно, что есть решение о вводе войск в Афганистан? Что известно тебе, вполне может стать известно другим, хотя о сути происходящего положено пока знать лишь нескольким высшим руководителям.

– Не суть важно откуда. Важно, что это – правда. Правда, однако, и то, что любого иностранца, вмешивающегося в междоусобицы, плохо принимают в Афганистане. Там терпят по традиции лишь вмешательство золотом.

– Как это не важно, откуда ты знаешь! Моя задача, как председателя КГБ, охранять государственные секреты. Все может крайне осложниться из-за нескольких безответственных болтунов. Предупреждаю, если в разговоре с кем-либо ты заикнешься о том, что обсуждал со мной, пеняй на себя.

Ирония ситуации в том, что о предстоявшем драматическом сломе я узнал от самого… Андропова. Случилось это так. Меня вызвал Черненко и вручил два проекта общего отдела, чтобы при нем внести, если необходимо, редакционную правку. В одном проекте, помнится, обобщались итоги заседаний политбюро за истекавший год.

Зуммер телефона первой связи. Когда трубка не прижата плотно к уху, вы невольно становитесь пассивным соучастником беседы.

Голос Андропова:

– Все развивается по графику. Подтягиваем силы в районы накопления. Погода только неустойчивая, и прогноз не очень. Авиация не то что нужный город, страну может проскочить. Как бы это не сдвинуло сроки.