-- Тише, -- скривился, как от зубной боли, парторг. -- Не сходи с ума...
-- Тут мало сойти с ума с таким обормотом! Конспекты... Покажи пример... А сам путается с бабами... -- Вера, внезапно перейдя на ровный голос, раздельно сказала: -- Все. Довольно. С подлецом жить не буду. Спасибо твоей этой самой. Без нее я бы не решилась. А хотела, ой как хотела...
-- Не говори глупости, -- примирительным тоном сказал Лейкин и погрозил кулаком стене: -- А этому молодцу я так не оставлю!.. Со всей партийной принципиальностью...
В двери сильно постучали и Лейкин не успел докончить. На пороге стояла та же белокурая с кудряшками.
-- Вот она еще передала и не хочет никаких ответов, -- затараторила девчушка и передала Лейкину небольшое серебряное кольцо с бирюзовым камнем.
-- Стой! -- схватил ее Лейкин за руку. -- Кто тебя посылает?
-- А я вот не скажу! -- дерзко ответила девчушка. -- Пустите руку, больно! Он думает, если он инженер, так может руки крутить.
И тут Лейкин мигом все сообразил.
-- Слышишь? -- торжествующе проговорил он и сразу же спросил девчушку:
-- Так значит я инженер?
-- Сами знаете.
-- Инженер Комов?
-- А то кто, Пушкин?
Лейкин отпустил девчушку и ее словно ветром сдуло.
-- Ну вот, все ясно, -- проговорил он, снисходительно улыбаясь.
Вера громко высморкалась, вытерла платком заплаканные глаза и упрямо проговорила:
-- А мне все равно. Уеду к маме и дело с концом. Разве это жизнь? ..
-- Веруся, ну брось, это же было недоразумение, -- заворковал Лейкин.
-- Правда, что недоразумение, -- сухо проговорила Вера. -- Куда я раньше смотрела? Ни рожи, ни кожи, одна только надутая морда. Передовой, -передразнила она. -- Со всей партийной принципиальностью... Ты даже за бабами не умеешь поволочиться, как тот Комов. Вот это мужчина! А ты что? Баб я тебе может быть и простила бы. В общем, все кончено...
И глядя, как жена смотрит на него, гадливо морщась, Лейкин понял, что она твердо решилась. А за стеной баритон опять затянул: "Поцелуй меня..."
И Лейкину так стало завидно, что он не может быть таким, как Комов, что он твердо решил -- продраить, сукиного сына, черт с ним, что рука в Москве! Решил и тут же подумал, что у него не хватит смелости продраить, что он просто трус, что парторгом он стал из-за своей неспособности занять другое место, где бы он мог так работать и веселиться, как этот Комов. И в первый раз он почувствовал себя ничтожеством.
-------
Таких не надо
Актер Запальский всегда играл бандитов, вредителей, пьяниц, прогульщиков, а один раз ему пришлось сыграть Гитлера. Ничего, сыграл и Гитлера. А вот когда в прошлом году Запальскому хотели вручить роль положительного героя, какого-то чересчур придирчивого ко всем парторга-трезвенника, Запальский устроил шекспировский скандал. Он долго бушевал, кричал, что у него есть враги, грозился уйти из этого провинциального театра в столичный МХАТ, но на своем все же настоял. Отвоевал роль лодыря и спекулянта. Сногсшибательный успех имел! Публика ходила в театр только из-за Запальского.
Все шло отлично, пока совсем недавно актер Запальский не ударился в ересь. То ли ему надоело пожинать лавры, то ли ему наскучило быть любимцем публики, но он вдруг при распределении ролей в новой пьесе попросил дать ему роль Сталина.
Художественный руководитель театра Ник. Помпеев схватился за голову:
-- Невозможно это, Сергей Сергеевич! -- начал умолять он Запальского. -- Ведь публика вас обожает. Только вы появитесь на сцене в гриме Сталина, вам устроят такой фурор, какого Сталин при жизни не имел. Теперь это даже неприлично.
Запальский смилостивился и говорит:
-- Хорошо, так и быть, сыграю Ленина!
Но тут выступил актер Мамалыгов, всегда игравший самые положительные роли, а поэтому оскорбленный, нелюбимый публикой, и говорит таким утробно-медовым голосом:
-- Товарищи, это политическая ошибка! Как можно Сергею Сергеевичу Запальскому, исполнителю отрицательных персонажей, давать роль самого товарища Ленина?.. А не истолкуют ли это, как...
И пошло, пошло!.. Мамалыгов договорился до такой диалектики, что художественного руководителя Ник. Помпеева, в свое время реабилитированного, начали прошибать озноб и икота.
Но Запальский не растерялся, не впал в малодушие и панику, и когда Мамалыгов окончил, он встал и заговорил:
-- Товарищи, дорогой мой друг Мамалыгов высказал много здравых и разумных мыслей, а вот слона-то и не приметил. Роль Отелло, например, можно играть и толстому и тонкому, и высокому, и низкому. Если у автора рожа на боку, если у него флюс и раздуло щеку, все это терпимо. Мавр Отелло может иметь какую угодно физию, потому что он жил в эпоху феодализма. Кому намажут морду сажей, тот и может быть Отелло. А вот Ленин -- это другое дело. В этом случае сажей дела не исправишь, а только напортишь. Надо иметь фактуру...