Он ничего не ответил и не шевельнулся. Я осторожно зажег шпагат, чтоб не качнуть ломика. Ломик сорвался и чекнул в дерево - он вонзился в пол как раз между рук инженера.
- Ну, довольно баловаться, - сказал я.
Взял под мышку лом и бурав, сгреб стремянку и поволок в сени. Больше я с ним не говорил. А когда собрался домой, я сунул голову в дверь и спросил его:
- А что ж вы изобретаете?
- Паспарту! - и двинулся ко мне.
- Ну, ладно, - сказал я, - завтра, завтра. А лом в руку не попал, потому что счастье. Знаете, кому всегда счастье? А? Ну, то-то! Прощайте.
На другой день я пришел кончать работу. Камкин сам мне отворил глухая чухонка звонков не чуяла. Он стал мне жать руку - он был в пальто:
- Побудьте, - говорит, - я пойду занять три рубля. Могут принести письмо, а Берта не услышит звонка и прозевает лампочку - у ней вспыхивает лампочка, когда звонят.
Я сказал - пусть идет, какое мне дело. Он поблагодарил - ив двери. Его комната была открыта. Я стал рассматривать на свободе его чертежи. Их была уйма. Начерчено было тонко и вообще замечательно. Но я мало понял. Но вот вижу: папка, открыл - в ней тонко исписано - целый пуд бумаги. Читаю: расчет скорости при обводах типа А. Потом маленько формулы, цифры, "а отсюда получаем" -галиматья, я в ней ничего не смыслю. Перекинул листов 20. "Скорость у поверхности земли". Дальше. Крупно написано: "Скорость при погружении на любую глубину при средней плотности океанской воды 1,0026". Нырнул, значит, мой сумасшедший. Потом гляжу: "Скорость при прохождении через грунт... глина сухая под давлением слоя в 200 метров..." и опять маленькая галиматья. Смотрю в конец: "...получаем около 70 метров в час". Уж, выходит, под землю закопалcя, что ли? Я листал и листал его записки, а краем уха прислушивался: дело спокойное - Берта, глухая ведьма, во всю старушечью мочь колотила на кухне полено, и я знал, где она. И вдруг через этот грохот слышу за плечом:
- Ах, вы интересуетесь?-Камкин.
Отворил, значит, своим ключом и накрыл меня. Я нарочно не сразу даже обернулся.
- Да, - говорю, - интересно. Только вздор.
И захлопнул папку. Он уцепился:
- Почему же вздор? Против чего вы возражаете? Нет, давайте. Покажите, что у вас вызывает сомнение?
И он раскрыл папку.
- Все, - отрезал я, - все чушь и галиматья, от корки до корки!
Я хотел повернуться. Он покраснел, как свекла, и схватил меня за рукав. И тут он начал сыпать. Я стоял к нему боком, а он загораживал мне дверь и сыпал, сыпал. Потом я сел на его диван и стал на него смотреть. Он подсовывал мне свою махорку и без отдыха трепался вот уж полчаса. Расходился, хоть за пивом посылай.
- Я, - говорит, - все чувствую, всякий материал, всякую сталь, бронзу, алюминий, я знаю, как он прогнется, когда он сломается, я его чувствую, как скрипка струну! - Он вскинул головой, - скрипач, я говорю, - и сделал руки, будто играет на скрипке. - Я ведь привожу расчеты прочности не для себя, а для тех, кто верит только формулам и цифрам. Ведь приказчик в лавке не вычисляет, какой веревкой завязать пакет, чтобы не порвалось. Он чувствует. Вы сами не станете вынимать иголкой пробку из пивной бутылки, безо всякого расчета вам ясно, что иголка сломается. Но вот у меня это чувство тоньше, точнее, я все вижу, я знаю, где материал напряжен, как будто это была моя собственная рука, которая держала бы тяжесть. - Он еще долго разводил бобы. - Вы все еще не верите, - говорит, - что я наперед все предвижу?
Я прищурился и спросил этого трепача:
- А трешку вам удалось стрельнуть?
Он сразу смолк и брови поднял.
- Три рубля вы, скажите, достали? А?
Он тогда затряс головой:
- Нет, нет, он мне не дал.
- Так вот то-тo! - я сказал и пошел в сени: надо было по правилам электросети спустить счетчик до полутора метров от полу.
Изобретение выходило действительно на весь свет, но и трепач он тоже мирового масштаба.
Надо вам сказать еще маленькое дело: я малым ходом сотрудничал в уголовном розыске. Как я туда втерся - другое дело. Но это хорошо для прочности. И вот на один случай это вышло здорово кстати. В банке устраивали электрическую сигнализацию. То есть так: у кассира под конторкой кнопка - нажал ногой - трезвон в милиции; у директора под столом такая же, у швейцара внизу тоже кнопочка. Около входа в кладовую (где самый-то сок), за локтем у часового, - тоже кнопка. Часовой там всегда круглые сутки. Затем, если открыть кассовые двери, - то трезвон всюду - и в караульном помещении, и в угрозыске, и в милиции, чуть не в Московском Кремле. Когда кассир открывает кладовую, то директор сначала должен воткнуть свой ключик в особую дырочку и повернуть, потом караульный начальник в свою дырочку воткнуть ключик и тоже повернуть. Тогда дверь открывается без звону. Очень все хитро придумано.