Без свидетелей

— Мою невесту, как и меня, глубоко заинтересовал данный случай — отчасти потому, что старушка была моей пациенткой, отчасти из-за того, что девушка и сама интересовалась этой болезнью. Надо думать, она станет прекрасной помощницей в работе, которая будет делом всей моей жизни, если я когда-нибудь смогу всецело посвятить себя ей. Но это к делу не относится.

Так продолжалось до самого сентября, когда больная вдруг начала испытывать к сиделке необъяснимую неприязнь. У пациентов, впадающих в слабоумие, такое иногда случается. Старушка втемяшила себе в голову, что медсестра хочет свести ее в могилу (если вы помните, несколько раньше старая леди утверждала то же самое насчет адвоката). Больная думала, что ее хотят постепенно отравить. Она на полном серьезе уверяла в этом племянницу. Нет сомнения, что именно этим пациентка объясняла свои приступы боли. Объяснять что-либо было бесполезно — больная начинала рыдать и не подпускала к себе медсестру. Когда случается нечто подобное, остается только сменить сиделку, потому что от прежней все равно толку не будет. Я отправил свою невесту обратно в Лондон и послал в клинику сэра Уорбертона телеграмму с просьбой прислать другую медсестру, которая и прибыла на следующий день.

Насколько я могу судить, она, конечно, не шла ни в какое сравнение со своей предшественницей, но, тем не менее, вполне удовлетворительно справлялась со своей работой. Во всяком случае, пациентка не проявляла никакого недовольства новой сиделкой. Но зато теперь начались проблемы с племянницей. Бедная девушка! Думаю, все эти затянувшиеся переживания отразились на ее нервах. Она забрала себе в голову, что тетушке якобы гораздо хуже, чем это было в действительности. Я объяснил, что больной, конечно, постепенно будет становиться хуже, но что она, тем не менее, держится просто замечательно, и у нас нет никаких причин впадать в панику. Однако девушку мои слова не удовлетворили. В начале ноября она вдруг послала за мной среди ночи, велев мне передать, что тетушка умирает.

Когда я пришел, то оказалось, что больная страдает от сильных болей, но непосредственной опасности нет. Я велел сиделке сделать старой леди инъекцию морфия и прописал племяннице дозу снотворного. Я порекомендовал девушке лечь в постель и несколько дней воздержаться от ухода за тетушкой. На следующий день, тщательно осмотрев пациентку, я обнаружил, что ее состояние даже лучше, чем я предполагал. Сердце у нее было исключительно крепкое, пульс ровный, аппетит удивительный (она переваривала пищу очень хорошо), так что развитие болезни на время приостановилось.

Племянница извинилась передо мной за то, что потеряла контроль над собой. Она объяснила, что действительно думала, будто тетушка сейчас скончается. Я ответил, что, напротив, могу с уверенностью утверждать: ее тетушка проживет еще месяцев пять — шесть. Как вы знаете, в случаях, подобных этому, можно довольно точно предсказывать дальнейшее развитие событий.

«Да, — сказала девушка, — бедная тетя. Может быть, с моей стороны это эгоистично, но ведь, кроме нее, у меня больше никого не осталось».

Три дня спустя, как только я сел обедать, у меня зазвонил телефон. Меня просили немедленно прийти: моя пациентка скончалась.

— Боже мой! — воскликнул Чарльз. — Ясно как день, что…

— Заткнись, Шерлок, — перебил его друг, — в истории, рассказанной доктором, далеко не все ясно. «Даже весьма далеко», как сказал новобранец, который целился в яблочко, а попал в инструктора по стрельбе. Но я вижу, что официант беспокойно вертится вокруг нас, а его коллеги переворачивают стулья и убирают со столов графинчики для уксуса. Вы не могли бы отправиться с нами и закончить рассказ у меня на квартире? Там найдется стаканчик вполне приличного портвейна. Согласны? Превосходно. Официант, вызовите такси… 110A, Пиккадилли.

Глава II ЗМЕЯ ПОДКОЛОДНАЯ

Пальцы чешутся. К чему бы?

К посещенью душегуба.

«Макбет»

Стояла ясная, прохладная апрельская ночь. Огонь в камине плясал и потрескивал так весело, что просто сердце радовалось. На полках шкафов, выстроившихся вдоль стен, стояли книги в роскошных переплетах из телячьей кожи, которые мягко мерцали позолотой при свете лампы. В комнате стоял рояль с поднятой крышкой, огромный мягкий диван, усыпанный подушками, и два кресла, которые, казалось, так и приглашали в них погрузиться. Внушительного вида слуга принес портвейн и поставил его на необычайно красивый маленький столик чиппендель. Алые и желтые тюльпаны, похожие на яркие флажки, кивали посетителю из больших ваз, стоявших в неосвещенных углах комнаты.

Как только доктор успел классифицировать своего нового знакомого (ну конечно, эстет с литературным уклоном, которому нравится наблюдать за ходом человеческой комедии), как в комнату снова вошел тот же самый слуга.

— Звонил инспектор Сагг, милорд, оставил для вас сообщение и просил вас перезвонить, как только вернетесь.