Без тебя

– Несколько месяцев. Самостоятельно он мог только дышать, а во всем остальном был словно овощ. Он так и не пришел в сознание. Я солгала всем, заявила, что мы попали в автомобильную аварию. Я даже его родителям ничего не сказала. Соврала, что с лечением стволовыми клетками ничего не вышло и мы решили немного развеяться, покататься по Мексике, а потом попали в аварию. Идиотская ложь. Они должны были знать правду, но я просто не смогла сказать этим милым людям, что Харуто умирает, а я жива.

– Сожалею, Лайла.

– Хуже того: я больше с ними не общаюсь. Когда Харуто умер, я сходила на его похороны, мы вместе поплакали, я пообещала, что буду звонить, и не выполнила свое обещание. Мне было слишком тяжело.

– Уверен, они поймут.

– Возможно.

– И что ты собиралась делать дальше? Заниматься адвокатской практикой?

– Когда ты в безнадежной ситуации, самое лучшее заключается в том, что тебе не нужно строить планы. Не помню, чтобы у меня были хоть какие-то надежды на то, что лечение подействует. Я просто не могла ничего не делать, только сидеть и ждать, когда мой мозг начнет меня предавать.

Я задумался, пытаясь представить, как чувствовал бы себя, оказавшись в ее положении. Я уже начинал считать себя экспертом по болезни Хантингтона, вот только не мог вынести мысли, что придется наблюдать за медленной деградацией Лайлы.

– Ты видела своего отца, когда он уже был болен?

– Да… довольно часто.

Я услышал, как переменился тон ее голоса. Когда Лайла рассказывала о себе, даже о Харуто, она старалась казаться невозмутимой, но как только я упомянул ее отца, в ее голосе появилась горечь.

– Это было просто ужасно. Из энергичного, полного жизни человека он… Папа не мог сидеть, стоять, даже лежать спокойно. Хорея так прогрессировала, что папа все время двигался, даже не понимая, что делает. А затем он начал сходить с ума. Постепенно он превратился в дергающееся бездушное тело, живущее в доме для хронических больных.

Я очень пожалел о том, что вообще завел об этом разговор. Прежде я видел несколько фото Джеймса Мак-Дональда. Теперь перед моим внутренним взором возник четкий образ этого человека. Вдруг я осознал, насколько дочь похожа на отца.

– Меня сплавили к бабушке и дедушке, и самым ужасным оказалось то, что каждый раз, когда я видела папу, ему становилось все хуже и хуже. Мозг глупенькой девочки-подростка воспринимал происходящее так, словно изменения в нем происходили буквально за одну ночь. Я всегда страшилась этого. А теперь все мои подростковые кошмары становятся явью. Если я сейчас сдамся, то мне станет после этого очень-очень страшно.

Воцарилось продолжительное молчание. Я подвинулся так, чтобы ее голова лежала на моей груди, а я мог гладить Лайлу по спине. После долгой паузы она снова заговорила. На этот раз ее голос был хриплым.

– Папа долго и медленно брел к своей смерти. Мама не поместила его в частную лечебницу. Ее родители заставили маму это сделать только тогда, когда папа уже даже не осознавал ее присутствия. Он прожил там несколько месяцев, а потом умер от сердечного приступа. Вместо горя мы почувствовали лишь облегчение. До его смерти мы уже сотни раз успели оплакать папу.

Я ничего не мог сказать на это. Мы лежали в тишине, если не считать ее тяжелого дыхания, а потом заснули.

* * *

Прошло несколько дней. Лайла принимала ванну, а я читал книгу, сидя на кровати.

Я прислушивался к звукам в ванной, опасаясь, как бы чего не случилось. Мне очень не нравилось, когда Лайла уходила туда одна. Слишком уж много там было потенциальных опасностей. Когда несколько лет назад Лайла устроила здесь ремонт, она распорядилась установить большую, отдельно стоящую ванну под окном. Как по мне, ванна стояла слишком далеко от стены. Лайле не на что было опереться, когда она забиралась в ванну или выходила из нее. А эти чертовы полы в ванной комнате были полнейшим кошмаром. Лайла всегда набирала слишком много воды, поэтому, когда она в нее залезала, вода выплескивалась, а пол становился очень скользким. Я расстилал на полу коврики и полотенца, но Лайла постоянно поднимала их и выбрасывала в корзину для грязного белья.

Через некоторое время я осознал, что переворачиваю страницы, но не понимаю ни слова из прочитанного, поэтому поднялся и подошел к двери ванной комнаты.

Она показалась мне такой красивой и хрупкой, когда я увидел, как она тихонько подпевает музыке, звучащей из айпада, который лежал на подоконнике.

– Привет, – улыбнувшись, сказала она. – Хорошая книга?

– Не очень. Может, нам пожениться?

Она не замешкалась с ответом:

– Я бы с удовольствием вышла за тебя замуж, Каллум Робертс, вышла бы тотчас же, если бы я была не я.

– Но ты – это ты…

– В этом, сам знаешь, заключается проблема… большая проблема. – Она подняла руку из воды и наблюдала, как капли падают обратно в ванну. – Я бы с удовольствием подарила тебе свою жизнь, но жизни у меня как раз и нет.