Степан Кузьмич старался не попадать начальству на глаза. Посетив квартиры Рагны Волошиной, одна явно носила гостевой характер и не имела следов присутствия хозяйки. Кошкин убедился в своем предчувствии. Продукты в холодильнике, косметика на туалетном столике, не выключенный из розетки компьютер. Пустяки? Возможно. Создавалось впечатление, что женщина вышла на несколько минут и пропала. А вот что явно выбивалось из разряда обыденного, оставленные дома документы. Можно пренебречь в дороге одеждой, зубной щеткой и другими такими на первый взгляд необходимыми личными вещами. Но паспорт, деньги, визитница, пластиковые банковские карты все спокойно лежало в ящике письменного бюро.
На небольшом инкрустированном журнальном столике стояла бутылка мускатного вина, и пустой бокал из темно синего богемского стекла. Бокал был один. На дне его застыла капелька золотистого вина. Здесь же на столике поодаль от винной композиции лежал скомканный листок белой бумаги. Аккуратненько развернув, его Кошкин обнаружил внутри недостающую двадцать пятую, пустую руну – бусинку без изображения. В дверь постучали. Инстинктивно отправив бумажку с руной с карман, сыщик на цыпочках перебрался в прихожую.
Покидая жилье пропавшей в неизвестности, но все, же не сгоревшей Ранги Волошиной Степан Кузьмич созрел для встречи с полковником Рындиным. Чуечка сыщика нащупала тропиночку в деле, хотя дела то никакого и не было.
Дмитрий Сергеевич за годы работы привык к странностям своего «старого лиса», именно так он его про себя называл.
– Ну что там твоя Ванга, живая как выяснилось. И чудесненько.
– Рагна, Дмитрий Сергеевич. Только о том живая она или нет ещё ничего не ясно.
– Кому не ясно?
– Мне.
– Вот так и говори. Кому надо, всем всё уже ясно.
– Я не знаю, Дмитрий Сергеевич, кому надо, а мне не ясно. Более того, я почти уверен, что пройдет некоторое время, и мы найдем её тело, скорее всего как не опознанное.
– Типун тебе, Степан Кузьмич, начитался предсказаний и сам вещать начал?
– Я был в её городской квартире.
– Я так и знал. Вот ты как клещ, вопьешься по самое некуда.
– Сравнение с клещом неуместное. У меня имелись ключи. Надо было развеять сомнения.
– Развеял?
– Нет.
– Что так?
– Наоборот. Посудите сами, в холодильнике бутылка био-йогурта открытая, нарезанный сыр, половина вычищенной дыни. Если человек собрался уехать, что он сделает с этими продуктами?
– Выбросит.
– Правильно. Рассыпанная на туалетном столике косметика.
– И что? Может она безалаберная.
– Она очень аккуратная. И бросается в глаза открытый лосьон для умывания, рядом, как-будто наготове стоят тоник и увлажняющий крем.
– Молодец.
– Спасибо. Очевидное на поверхности.
– Степан Кузьмич, какое очевидное, не понял. Я имел ввиду, что Волошина молодец, ухаживала за собой. А вы о чем подумали?
– Я подумал вот о чем, женщина, у которой столько косметики, очищает и увлажняет кожу лица, что она собирается делать потом?
– Да что угодно.
– Лицо без косметики, уютный халат, бокал вина. Она никого не ждала и никуда не собиралась. Да вот ещё что.
Степан Кузьмич достал из кармана бумажный комок и прямо на столе начальника стал с усердием разглаживать смятый листок ладонями. Дмитрий Сергеевич, привыкший к сюрпризам своего следователя и ожидающий от «старого лиса» чего угодно, сложил ладони домиком и снисходительно наблюдал. По мере того, как листок выравнивался, и на нем проступало лицо молодой женщины, господин Рындин приподнимался в кресле и от начальственной снисходительности, не оставалось и следа. Степан Кузьмич решил, что полковника заинтересовала, лежащая в центре женского лица пустая бусина – руну. Но Дмитрий Сергеевич смахнул камешек, расправив листок. Потом резко встал и молча, вышел из кабинета.
Вернулся он с папкой, из которой достал фотографию и нерешительно приложил к смятому листу на столе. Не сговариваясь друг с другом, они одновременно задали один и тот же вопрос «Как?». Открыв принесенную полковником папку, наткнувшись на жуткие картины пожара, Кошкин понял, кто именно сгорел в загородном доме Рагны Волошиной. Дмитрий Сергеевич, придвинул к себе папку. Между полковником и сыщиком, ровно посередине, загадочно поблескивая, покоилась бусина-руна, пустая руна Одина.
– И что теперь, скажи на милость мне с этим делать?
– Разберемся. Разрешите идти?
– Идите, Степан Кузьмич и держите меня в курсе.