В городе появилось несколько крупных торговых центров, сетевых магазинов и какие-то мелкие магазинчики. В принципе, внешне ярко и завлекательно, но дома были старыми, новых домов я практически не видел. Мы медленно въехали во двор с высотными домами, коих в городе было очень мало. Я забрал свою сумку и расплатился, мужик написал на моем листке с адресом свой номер.
Поднялся на лифте на пятый этаж и позвонил в нужную квартиру. На пороге меня встречала пожилая женщина в годах.
— Добрый вечер. Захар?
— Да. Ирина Степановна?
— Проходите, пожалуйста, — улыбнулась женщина.
Я зашел, разулся, положил сумку и сразу прошел по квартире. Хорошая двухкомнатная квартира с основной комнатой-студией.
— Я навела порядок, заказала, как Вы и просили ужин из ресторана. Вы определились до какого здесь пробудите?
— Без изменений пока, на две недели.
— Вам нужна уборка и стирка? — подошла женщина ко мне, пока я смотрел на зал.
— Раз в неделю, не чаще и обязательно звоните. Я планирую активно проводить время, надеюсь понимаете, что это значит? Я достаточно заплатил за своё пребывание и инкогнито, не распространяйтесь о моем въезде, — грозно закончил я.
— Конечно, как скажете, — мило улыбнулась женщина. — Я оставила для Вас телефоны ресторанов, такси и пароль от Wi-Fi.
— Отлично. Ключи? — я протянул руку, и женщина вложила туда связку с ключами.
— Пожалуйста, дверь закрывается на два замка. Пойдемте, я покажу и закроете за мной.
Вот так я попал в родной город и мне предстояло увидеться с моим ужасным прошлым. Но, хрена с два, я позволю легко меня провести. На этом поле у меня будет больше фигур.
На следующий день после приезда я стоял перед дверью своей квартиры, в которой прошло моё детство. Дверь была другая. Подъезд покрасили в отвратительный синий. Руки непривычно вспотели, но я позвонил. Время, словно, застыло, казалось, я даже вижу, как кружит пыль перед моим взором, а потом медленные шаркающие шаги за дверью и скрипучий голос:
— Кто?
— Открывай, мама, — сказал я.
Послышалась возня и причитания.
— Захари, ты?
— У тебя есть другой сын? Очень занимательно, его ты тоже замучила, и он под пытками сбежал?
— Избавь меня от твоего неуместного юмора, Захари, — укоризненно произнесла появившаяся после открытия замка родительница.
Смотреть на мать через столько лет было страшно. Я успел забыть, какой у неё строгий взгляд, суровые густые брови и постоянная сжатые губы. Морщин стало больше и волосы совсем седыми с крысиным отливом. Мама была одета в строгое черное платье.
— Так и будешь стоять и на меня пялиться? Не нравлюсь? Хотя, я не удивлена, — грустно отметила мать с сожалением. — Проходи, поговорим.
Я вошел и меня облегченно попустило. Прихожая была с ремонтом и новой мебелью. С таким ходом дела я был готов смириться, кроме одного факта… Зал! Гребанный зал практически не изменился: появился новый диван, поменяли линолеум, но фотографии, телевизор, книги в старом шкафу были на прежних местах. В голове так и мелькали воспоминания из прошлого. Отец, скандалы, мать, что меня третировала и душила. Я начал задыхаться и прошел к балкону, открыв на распашку окно, чтобы морозный воздух вытеснил запахи прошлого.
— Захари, ты с ума сошел?! Я же простыну! — возмутилась мать. — Что на тебя нашло?
— А какая тебе разница? Ты же решила помирать, так какая разница, с простудой или нет? Меня тошнит от вони в этой квартире, — рычал я.
Мать ахнула и в глазах появилось что-то доселе неопознанное. Это было сожаление и боль? «Серьезно, мама?», — усомнился я про себя.
— Я осознаю и принимаю твоё презрение, но сейчас в свои последние часы… мне хочется знать, что это недопонимание мы преодолели.
— Как же все просто! Я что такой простак или сердобольный тюфяк? Я не мой отец и меня ты не купишь на это. Признавайся, чем ты больна? Что тебе говорят твои врачи?
— У меня рестриктивная кардиомиопатия.
— Чего? Ты проще можешь? Что это? — офигел я от диагноза.
— Проще РКМП, у меня болезнь сердца. Очень запущенная стадия и мой врач не дает никаких гарантий. Скорее всего мне остался месяц или около того, — сказала мать, как-то сразу согнувшись и сев на диван.
— Месяц? — потом я заткнулся, пожалев о своих мыслях.
Думал я о том, что торчать здесь месяц и караулить её подругу с косой, когда у меня работа стоит и прочее. Где-то зашевелился червячок совести.
— Да, всего лишь месяц. И за это время я хочу, чтобы ты был здесь. Я хочу решить вопросы, которые связаны и с имуществом, и с тобой.
— Надо же! Что не хочешь государству жилье отписать? Думаешь, мне нужно что-то от тебя? — ругался я, но потом осекся заметив, как она руку приложила к груди.
— Пожалуйста, дай мне сделать все, как требует моя душа. Я не прошу о многом.
— Мама, я не буду тебе врать. Я не буду с тобой носиться. Ты этого никогда не делала ни со мной, ни с отцом. Здесь с тобой я жить не планирую, желательно взаимодействовать минимально. Это ясно?