Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину

Скрипит дверь. Из дежурки выходит старший лейтенант Бдеев. С пятиметровой высотищи я смотрю на своих командиров, смотрю и диву даюсь: до чего же все-таки разные товарищи служат у нас подчас в одном и том же, так сказать, подразделении: товарищ замполит весь такой молодцеватый, подтянутый, сапоги надраены бархоточкой, усики подстрижены, височки подбриты, а товарищ комвзвода Тетеркин, - он совершенно другой - сутулый какой-то, неглаженный, отец двух детей, да тут еще я, об клумбу стукнутый.

- Ну-с, Сергей Сергеевич, - говорит Бдеев, - и каково? Что, комментарии излишни?.. А я тебе, Скворешкин, в развитие нашего спора так скажу: а вот это и есть они - плоды твоего, так называемого, "демократизма"! Утверждал и утверждать буду: никакая это не демократия, а самое форменное попустительство, а говоря по-нашему, по-военному - разгиль... - и тут он вдруг осекается, одергивает китель, повернувшись к двери КПП с оттяжечкой берет под козырек, - Ча-асть смир-рнаа!..

В дежурке бубнят глухие голоса. Слышно, как обтопываются, шаркают подошвами об решетку. "Неужели - "батя", полковник Федоров?!" - ужасаюсь я и непроизвольно пытаюсь вытянуться в струночку. Заслышав потрескивание, Бдеев дико косится в мою сторону и украдкой грозит кулаком.

Один за другим на просцениум выходят трое - в плащпалатках, в заляпанных грязью сапогах.

- Товарищ подполковник, - рапортует дежурный по части старший лейтенант Бдеев, - за время моего дежурства...

- Вольно-вольно! - устало отмахивается носовым платком тот, который вышел первым. Он снимает фуражку и отирает лысину. Теперь я вижу, что никакой это не командир бригады, а всего-навсего товарищ Хапов, начальник хозяйственной части. А тот, который в очках, - это начфин подполковник Кикимонов. А вот этот, который поставил ногу на ступеньку крыльца и щепочкой отколупывает глину, - это, пропади он пропадом, подполковник Копец, наш начмед. Это он, козел, приказал положить меня под солюкс, когда я уже терял сознание от прободения язвы...

И вот представьте себе: я вишу вверх тормашками, а они, голубчики, как нарочно, рассаживаются на скамеечке под этим моим гигантским эвкалиптом, то бишь точнехонько подо мной, подполковник Хапов достает "казбек", и они, все пятеро, закуривают и начинают вести какие-то совершенно, елки, секретные, абсолютно не предназначенные для моих демобилизованных ушей разговоры.

Х а п о в. Прямо херня какая-то, да и только. Бой в Крыму, Крым... а Крыма как не было, Бдеев!

Б д е е в. Неужели так и не развеялось?

Х а п о в. Куда там, совсем загустело, аж рука, на хрен, вязнет.

К о п е ц. И зудит.

Б д е е в. Как электрический генератор?

К о п е ц. Как инструмент, когда трепака подцепишь. Не испытывали?

К и к и м о н о в. Ужас, просто ужас!.. Жена, дети... И кому теперь прикажете партвзносы платить?!

Они умолкают. Слышно, как тарахтит движок и клацают миски на пищеблоке. Сосредоточенно затягиваясь, они смолят в пять стволов и дымище клубами вздымается в небеса. Свербит в ноздрях, ест глаза. Еще немного и они закоптят меня заживо!..

Х а п о в. А у тебя что, Скворешкин, с Армией связался?

С к в о р е ш к и н. Не получается, товарищ подполковник, помехи.

Х а п о в. А релейка?.. Телетайп?..

С к в о р е ш к и н (вздыхает). Телефон - и тот, Афанасий Петрович, как вырубило.

К и к и м о н о в. Кошма-ар! Просто кошмар! Где командир, где знамя бригады?! А что если... а что если это время "Ч"?!

Х а п о в. Типун тебе на язык, Аркадий! Ну-ка дай сюда, на хрен, карту...

Подполковник Хапов разворачивает на коленях штабную, всю в синих и красных кружочках, в цифрах, крестиках и стрелочках рабочую карту командира (так на ней написано!). "Посвети-ка сюда, лейтенант", - говорит товарищ подполковник. И они, все пятеро, склоняются над диспозицией или как она там у них, у вояк, называется.

- Вот по этому вот периметру, - ведя по карте пальцем, говорит товарищ Хапов, - в радиусе триста пятьдесят метров...

И тут, на самом можно сказать интересном месте, я, елки зеленые, не выдерживаю, начинаю мучительно морщиться, пытаюсь поймать двумя пальцами свою дурацкую переносицу:

- А... а... а-аа!..

Надломленный сук осовывается.

- А-ап-чхи-и!..

И с пятиметровой высоты, со страшным треском - и-эх!

Господи, как вспомню - сердце обрывается!..

Глава вторая Всевозможные гости, в том числе и Гипсовый

- Э-э, ти живой?.. Э, слюши, ти живой, или ти не живой?..