Без царя в голове

— Круто! — восхитился Иван. — Сам сочинил? Я бы ни в жисть такое не выдумал. Вот ведь что с людьми водка творит. Знать в белочке не все беда, раз стихами заговариваться начал. Пойду в писатели, раз такое дело вышло. Говорят, они крутые бабки зарабатывают. А всего-то и дела — залил стакан, сочинил роман, ха-ха-ха. Как это я там придумал: «Сгинь, уйди к чертям, ко всем матерям, убирайся сам!»

— Не матерям, а к семи ветрам. Не действует… — обреченно констатировал голос, — а ведь шаман обещал, что любую дурь тот заговор прогонит. Денег взял, собака, как за яхту, а толку ни на грош. Всяк норовит царя обжулить, объегорить, на хромой козе обогнать.

— Дурь какая-то прет, — согласился Иван. — То ключница, то шаман. Слышь, голос, определись уж с кем ты, чьих кровей? Пилоты мы с тобою, брат, простые пилоты. Нам ключницы водку не носят, шаманы в гости не заглядывают. Я же не возражаю, хочешь со мной жить, живи на здоровье, но с одним уговором — будь проще, не гни из себя невесть что. Договорились?

Иван затих, ожидая ответа голоса. В одной популярной передачке про психов он высмотрел, что психиатры таким образом вылечивают людей с раздвоением личности. Вроде как уговаривают их жить в мире. Псих от этого нормальным не становится, но и не спорит со своей второй личностью до бесконечности. Некоторые даже живут с ней, как с женой, ежели к примеру вторая его личность в бабском обличье ему является. Психом Иван себя считать отказывался и надеялся уладить временное помутнение мозгов собственными силами.

— Ты с кем это договариваться собрался, подлец? Какой я пилот? Ты кого, хамская морда, братом обзываешь? — возмутился голос. — Чтоб ты сдох, чтоб тебе всю морду разнесло за такие слова, чтобы ты сгинул в болоте, орясина! — с каждым словом голос все больше распалялся, поливая Ивана самыми черными ругательствами.

— Все, утихни, пропади, сдохни, умолкни! — заорал Иван, пытаясь криком прогнать ужасный признак белой горячки. — Я Иван Волгин, пилот космофлота Его Величества. Ты понял, голос? — он мысленно провел дрожащей ладошкой по ровному рядку пуговиц и задержался на медной начищенной до блеска бляхе ремня.

Голос не ответил, повисла томительная пауза, за время которой Иван уж было обнадежился на счастливый исход. Но тяжкий вздох его второго я развеял Ивановы надежды, как ветер сдувает легкий утренний туман над озером, быть может и Онежским.

— А я тот самый «Его Величество», чьего флота ты пилот, морок! Дошло до тебя, наконец, кто здесь хозяин? — с обидной усмешкой ответил голос. — Сгинь из меня, развейся, потухни, умри! — обрушился он на Ивана с ответным выпадом. — Не вызывать же доктора, чтобы он тебя утихомирил, не хорошо, когда царя от придури лечат, согласись?

— Доктора в наши казармы не прибегут, тут ты лопухнулся, голос! — порадовался Иван ошибке собственного сознания.

— В казармы не побегут, а в палаты царские мигом прилетят! — продолжал упорствовать голос. — Ты же пойми, дурень, достаточно намека малого, что царь ума лишился, как набегут доброхоты, объявят сумасшедшим, и трона лишат сей момент. Нам это надо?

— Так-то к царю, а мы с тобой, брат, тем царям не ровня. Кому мы нужны, пока врага поблизости не видать? Велика ли разница пилоту сгинуть с умом или без ума — спишут одну боевую единицу с довольствия, вот и все дела, — горевал о серых полицейских буднях Иван, больше жалуясь, чем пытаясь в чем-то убедить собственное второе я.

— Ладно, не хочешь добром, попробуем намеком, — разозлился голос, — в зеркало глянь, приди в себя, морок! Назад обернись, в головах зеркало, придурок! Надо же таким тупым быть, а еще в царевой башке живешь, — пенял он замешкавшемуся Ивану.

— Вот ты себя царем мнишь, — пенял Иван голосу, поворачиваясь к зеркалу, — а чего добиться хочешь, чтобы я в том зеркале увидал не себя, а царя?

— Естественно, — не скрывая сарказма, ответил голос.

— Так это же не довод, дурень, это же нормально. Пойми ты, наконец, мне снится, что я царь, так кого я могу в том зеркале, кроме царя увидеть, как ты думаешь? Не себя же! — Иван смотрел в зеркало и отражение ему категорически не нравилось.

Как-то не так он себе царя представлял. Растительность на голове редкая, лицо обрюзгшее, опухшее со сна, глазки поросячьи, губки бантиком, тело из-под одеяла выглядывает мелкое, толстое и совершенно голое к тому же.

— Тьфу, приснится же такое! — не на шутку обиделся Иван. — Ты что, не мог получше царя изобразить? Сон называется!

— А мне нравится, — обиделся в ответ голос. — Остальные могут убираться ко всем чертям!

— Ты прав, пора просыпаться, пока еще какой пакости не приснилось. Будь здоров, сон, не обижайся, коли в чем обидел случайно. Второй раз не встретимся, потому как второй раз тот же сон обычно не приходит. Бывай!

Волгин решительно зажмурился, потер кулаками глаза, подергал себя за уши, поднапружился, поднатужился, стараясь вытянуть себя из болота навязчивого сна, пукнул громко и открыл глаза, сильно надеясь увидеть вокруг привычный бардак кубрика.

— Получилось? — с надеждой поинтересовался голос.