Столь холодная отповедь Розамунды отнюдь не обескуражила Гриффина, напротив, в его голосе явно слышалась ирония.
– Графиня, вы же сами не раз говорили, что я не джентльмен.
Смерив его взглядом, она не могла не заметить, как тщательно он оделся для бала. Строгий фрак, жемчужного цвета жилет, искусно повязанный галстук с бриллиантовой заколкой, облегающие ноги белоснежные панталоны, начищенные до блеска черные туфли. Высокий, мускулистый, мужественный, он был неотразим.
Розамунда нахмурилась, указывая на шлейф.
– К сожалению, я не могу танцевать, даже если бы захотела. Шлейф будет мешать нам, путаться под ногами. Более того, в глазах окружающих мы будем смешно выглядеть, не так ли?
– Значит, проблема в шлейфе?
– Как видите, да. Ничего не поделаешь.
Гриффин ухмыльнулся.
– Неужели ничего?
Не успела Розамунда сообразить, что он имел в виду, как Гриффин нагнулся и одним сильным и резким движением оторвал шлейф.
Выпрямившись, он бросил на пол бесполезный кусок атласа.
Радостный смех вырвался из груди Розамунды. Стоявшие поблизости люди удивленно переглядывались и перешептывались, лишь немногие понимающе улыбались.
Опершись на протянутую им руку, Розамунда, счастливая, улыбающаяся, пошла к танцующим.
Откровенно говоря, он не был хорошим танцором, хотя среди джентльменов можно было бы легко найти и таких, которые танцевали хуже его.
Наконец-то они танцевали! Ее давнишняя мечта сбылась, и Розамунда буквально не чувствовала ног под собой от счастья. Тем не менее ее ножки помимо воли быстро и легко порхали над полом. Вальсировать в его объятиях, было величайшим наслаждением.
Ею овладело пьянящее чувство восторга, которое только усиливалось от сознания того, что она танцует в порванном платье, что было неприлично в глазах света. Его близость кружила ей голову.
Они разговаривали, и их разговор протекал легко и свободно. Им было что сообщить друг другу. Розамунда рассказала о Жаклин, как она призналась во всем, а он, в свою очередь, поведал ей всю правду о Крейне и Бесси.
– Значит, Жаклин ни в чем не виновата! – воскликнула Розамунда. – С какой радостью она встретит это известие!
Гриффин кивнул.
– У меня есть письменное признание Бесси. В случае необходимости его можно будет использовать. Впрочем, я очень сомневаюсь в том, что такой случай действительно возникнет.
– Кроме того, у тебя есть алиби, – веско заметила Розамунда. – Как известно, по четвергам ты сидишь у викария. Когда Жаклин упомянула, что это произошло в четверг, я тут же вспомнила о викарии.
– И верно, алиби, – согласился он. – Но я не мог бы им воспользоваться. Из-за Жаклин, если бы подозрения пали на нее.
– Ты не просто чудовище, ты благородное чудовище, – улыбнулась Розамунда. – Как я счастлива, что ты вернулся.
– А я тем более. – Вдруг он стал серьезным. – Розамунда, сейчас не самое подходящее время, но я…
Она заморгала, прогоняя навернувшиеся слезы.
– Нет-нет, сейчас не надо об этом. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Гриффин, но об этом как раз не надо говорить.
Отвернувшись, она заметила, что герцог Монфор наблюдает за ними. Улыбнувшись ему, она тряхнула головой: у них все прекрасно, что бы там ни говорили.
Поняв, что она хотела сказать, Монфор, улыбнувшись, поклонился в ответ, затем отвернулся и как ни в чем не бывало продолжил беседу с леди Арден.
– С кем это ты переглядываешься? – заинтересовался Гриффин.
– С его светлостью. Герцог не верит в любовь, или по крайней мере не верит, что браки надо устраивать по любви. Однако его протеже, как это ни странно, женятся именно по любви. – Розамунда вздохнула. – Интересно, способен ли герцог кого-нибудь полюбить?
– Он? – фыркнул Гриффин. – Да никогда в жизни.
Она лукаво поглядела на него.
– Да. А мне известен кое-кто, кого тоже считали совершенно неспособным на такое, и тем не менее…
– Когда ты на меня так смотришь, я готов забыть обо всем на свете. Даже о том, что мы на балу, в толпе танцующих.
Застонав, он схватил ее за руку и повлек за собой. Они вышли из дома в сад прямо под дождь. Ноги разъезжались на намокшей земле. Гриффин подхватил на руки не поспевавшую за ним Розамунду. В темноте возник темный силуэт летнего домика, того самого, где прошло их первое любовное свидание.
– Как быстро у нас все получилось, – прошептала Розамунда, соскальзывая с его рук на диван.
– Розамунда, я люблю тебя.
В его голосе звучала неподдельная теплота и искренность. Он обнял ее, прижал к себе и начал осыпать поцелуями.
– Нас могут увидеть, – испугалась она.
– В такой дождь никто даже носа из особняка не высунет.
Она отдалась ему, радостная, желанная, счастливая. Она дарила ему свою любовь, а он с неменьшей радостью принимал ее, щедро одаряя своей нежностью и пылкостью. Забыв обо всем, влюбленные слились, охваченные пламенем страсти.
Когда все было закончено, Розамунда замерла в блаженстве, глядя сквозь застекленную крышу на мерцавшие в ночном небе звезды.
– Постой, я чуть было не забыл, – прошептал Гриффин и, вынув что-то из кармана, протянул ей.
– Боже, мой медальон.