Без ума от графа

– Знаешь, я ведь тоже не ангел, хотя все почему-то считают меня им, – прошептала она в ответ.

Он рассмеялся. Им овладело такое желание, что он с трудом сдерживал себя и почти не соображал, что делает. Но отпустить ее – об этом не могло быть и речи.

Он чуть-чуть отстранил ее и принялся срывать с нее одежду, от волнения и спешки обрывая ленточки и тесемки. Когда она встала перед ним обнаженная, он задрожал, охваченный сильным желанием взять ее прямо сейчас, но усилием воли удержал свой порыв.

Это была пытка – не касаться ее и не делать с ее телом то греховное, которым он наслаждался в своем воображении едва ли не с того дня, как впервые увидел ее.

Розамунда повернулась было к нему, но он остановил ее.

– Нет, ложись в постель.

Молча она пошла к огромной постели, покачивая бедрами, ее мягкие округлые ягодицы ритмично двигались в такт шагам, буквально сводя его с ума своим видом.

Она двигалась грациозно, нисколько не стыдясь своей наготы. Поднявшись по ступенькам, она залезла на ложе, легла на бок, упершись головой о руку и внимательно глядя на него.

Нежная белая кожа, точеная форма тела – с нее стоило бы написать картину. Но нет, Гриффин покачал головой. Она сама живое воплощение прекрасного, а он единственный обладатель такого шедевра, и только он имеет право любоваться им.

Страсть с новой силой вскипела и пробежала по его жилам. Но едва он сделал один или два шага к ней, как она воскликнула:

– Стой!

От неожиданности он замер на месте. Неужели она сейчас скажет ему, что их игра зашла слишком далеко и пора ее прекращать? Только не это.

Розамунда указала на полотенце и лукаво улыбнулась.

– Пожалуйста, сними это.

Просьба смутила его, но он не имел права отказывать.

И тут ему захотелось слегка подшутить над ней. Почесав подбородок, он задумчиво произнес:

– Даже не знаю. Боюсь тебя напугать.

– Очень смешно, – ответила Розамунда. – Я ведь видела, как ты плескался в ванне.

Да, но тогда его дружок лежал смирно, отнюдь не пребывал в том возбужденном состоянии, в котором находился сейчас.

Но деваться было некуда. Пожав плечами, она спросила:

– А это очень больно?

– Лучше не думать об этом, – заметил он, забираясь на кровать.

Розамунда прижалась к нему, вцепившись пальцами в выпуклые мышцы на его руке.

– Я слышала, что иногда это причиняет сильную боль.

– Бывает, – сдержанно подтвердил он, видя скрываемый страх под ее напускной смелостью. Волна неудержимой нежности овладела им.

– Но ты ничего не бойся, мое счастье. Я так все сделаю, что ты ничего не почувствуешь. А сейчас не думай об этом. Больно только в первый раз, зато потом…

– Хорошо, я верю тебе, – согласилась Розамунда.

От этих слов пьянящее радостное возбуждение охватило Гриффина. Он верил в их искренность, и тогда он решил, что ни в коем случае не обманет ее доверия, даже если это будет грозить ему неприятностями.

Он надеялся, что сумеет справиться со своими эгоистичными желаниями, чтобы ничего не испортить.

У него был не очень богатый опыт общения с женщинами, он больше следовал голосу инстинкта, внимательно следя за всеми ее пожеланиями. Доставляя удовольствие Розамунде, он заметил, что его собственное наслаждение увеличивается вдвое. Это было удивительно, никогда раньше он не замечал за собой ничего подобного. Встречаясь с женщинами, он не отличался особой нежностью, а стремился к той цели, ради которой и шел на свидание. Но ведь раньше он занимался любовью с теми женщинами, ни одну из которых не собирался брать в жены. С Розамундой все было иначе.

Выискивая наиболее чувствительные места на ее теле, он не пропустил ни одного, которые могли принести ей наслаждение. Сперва он осыпал поцелуями ее грудь, с удовольствием прислушиваясь к тихим сладострастным вздохам, которые издавала Розамунда. Следующей на очереди была бархатная кожа за ушами, нежный пупок, сгиб коленей, внутренняя поверхность бедер…

От возбужденной Розамунды исходил дурманящий аромат, от которого у него кружилась голова. Дрожащими от волнения руками он раздвинул ей ноги, любуясь тем, что открывалось его взгляду. Она была восхитительной женщиной, и ее лоно, теплое и влажное, уже было готово к дальнейшему.

Вот именно, готово.

Розамунда дрожала под его руками, она явно не хотела, чтобы он останавливался. Он нагнулся и прильнул ртом к ее самому сокровенному.

Вздрогнув, она слабо вскрикнула, но в ее крике слышалось только наслаждение. Удерживая ее ноги раздвинутыми, Гриффин принялся губами и языком ласкать ее, до тех пор пока она, не в силах сдержать стоны и дрожь, не начала просить его продолжать.

Он знал, чего она хотела, но намеренно тянул время ради того, чтобы продлить ее удовольствие, ее сладкие муки. Розамунда, охваченная нарастающей страстью, мотала головой, ее бедра непроизвольно двигались, то сжимаясь, то раздвигаясь. Если это и была мука, то одна из самых сладчайших, но она это заслужила. Сколько же он испытал мук от тех греховных видений с того дня, как впервые увидел ее полуобнаженной в комнате для позирования в доме ее матери.