Читаем Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни полностью

Однако вместо этого она начала съезжать влево. Я уже не мог подняться по склону, чтобы ее остановить. Весь мой план рухнул: ее рука, плечо и бедро соскользнули в воронку.

Глава 20

Не успел я оглянуться…

…как пошел в шестой класс. Средняя школа находилась недалеко от моего нового жилища – дома в стиле «крафтсман»[45] постройки 40-х годов, с двумя спальнями и ванными. Он стоял на обрыве, откуда открывался вид на залив Санта-Моника. Отец купил его за бесценок, потому что несколько лет назад во время сильного ливня соседний домик смыло в каньон. Но папа счел, что наш дом вполне надежен, так как прошел испытание ураганом и устоял.

Новая жизнь в пригороде сразу же захватила меня. Мои ровесники постоянно обсуждали видеоигры, бейсбольные карточки и последние события из «Старски и Хитча»[46], а я был в этом полным профаном. Поэтому я поставил себе целью научиться играть в «Outer Space» и почаще смотреть сериалы.

Очень скоро мне стало до боли очевидно, что моя манера выражаться вызывает удивление, а рассказы про Мексику или Топанга-Бич вовсе не помогают завоевать симпатии местных ребят. Они просто смотрели на меня как на сумасшедшего и не заговаривали со мной. А идиллическая фантазия о том, как мы с друзьями гурьбой бредем на занятия, была грубо разрушена новым законом о десегрегации школ[47]. Правда, я шел вместе с соседскими ребятишками по дорожке, как и мечтал, но потом мы садились в автобус и сорок минут ехали до Южного Централа[48].

Но кое-что осталось неизменным: Ник сидел все в том же кресле-качалке и смотрел те же самые передачи. Как всегда, они с мамой то и дело ссорились, а Санни по-прежнему спала в моей комнате. Выходные я проводил на пляже в Топанге и катался на волнах вместе с легендарными серферами. Почти все они теперь жили выше по каньону или по другую сторону шоссе, в «Змеиной яме»[49]. Мы собирались у спасательной станции (перестроенной из домика наших соседей), хранили под навесом свои доски и прятали в уголках и щелках драгоценные восковые плитки. Пляж выглядел совсем непривычно – всего лишь полоска грязного песка да ведущие в никуда разрушенные ступеньки.

Той осенью Ник снимал на кинокамеру все мои футбольные матчи, которые проходили по утрам в субботу. На следующей неделе он приносил рулоны пленки «Супер 8» домой к тренеру. Порой там собиралась вся команда, и тренер разбирал нашу игру. В дни матчей Ник давал мне свои тяжелые грузила для рыбалки, и перед контрольным взвешиванием я засовывал их под набедренные щитки и в защитную чашечку для паха. Из всей лиги только я один пытался завысить свой вес. Половина игроков моей команды все утро просиживали в сауне, пытаясь скинуть килограмм-другой, чтобы их допустили к игре.

Ник был моим преданным фанатом и кричал мне с трибуны, откуда снимал игру. Он рассказывал всем своим друзьям, что я не раз сталкивался лицом к лицу с самыми крупными мальчишками и никогда не уступал им. Я радовался, что мне удалось вызвать его восхищение, и мечтал, чтобы мы и дальше ладили так же хорошо. Впрочем, нельзя было предсказать, когда он снова сорвется, и поэтому я не слишком доверял этим идиллическим моментам.

Отец тоже приходил на все матчи, но никогда особенно не комментировал их. В старших классах он повредил колено, играя в футбол, и считал, что эта игра не стоит того, чтобы подвергать риску мое будущее в хоккее, лыжах и серфинге – трех видах спорта, в которых я действительно мог бы добиться успеха.

* * *

Зима в том году выдалась ранняя, и перед Днем благодарения я уже тренировался с лыжной командой Маунт-Уотермана. Нас было четверо. Как-то вечером, после долгой тренировки на уставленной воротами трассе, отец заставил меня ехать по голому льду до машины. Потом я еще дважды проделал этот путь – так он приучал меня ко льду.

В День благодарения я скатился по снежному карнизу Мамонтовой горы, который вызывал всеобщий страх: гребень высотой в три-пять метров нависал прямо над склоном. Я рассекал снежный наддув, то предательски ухавший вниз, то взмывавший вверх. Отец решил, что для меня это очень полезно, и мы проездили там целый день.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное