Без ума от тебя

Харриет показалась нам славной девушкой, Джей-Джей. Очень хорошенькая, как ассистентка в том детективном сериале, где он хромой и с волчьей пастью. Но зачем ей эти ужасные очки? В последний раз я видела такие на Эрике Моркаме. Просто катастрофа. Учитывая, что контактные линзы продаются на всех углах, можно подумать, она нацелена на радикальное феминистское высказывание.

– Какого!.. – воскликнула Харриет, прижимая руку ко рту, чтобы не плюнуть чипсами со вкусом барбекю. – Что не так с моими очками и зачем говорить такое?

– Она считает, что ты красивая!

Джон покраснел, и Харриет поначалу решила, что от неловкости, но позже поняла, что это был прилив восторга – слова матери он принял за чистую монету.

– Она сказала это исключительно для того, чтобы после наехать на «четырехглазую мымру-феминаци». Это все равно что «плати двадцать пенсов и пользуйся туалетом».

– А ты не умеешь принимать комплименты, да?

Вопрос прозвучал до смешного наивно, и Харриет поняла, что ему ничего не втолковать. Это как пытаться разбудить лунатика.

– Наконец-то! – сказала Джаклин, когда они вышли из машины, потягивая затекшие конечности и смущенно улыбаясь. – Мы уже хотели отправлять поисковые группы!

Джон и Харриет не опоздали.

– На B6160 была большая пробка, – сказал Джон. – Привет, мамочка, как номера – приличные?

– Все хорошо, хотя твой брат попросил поменять подушки, они у него были как каменные.

Ну разумеется. Мартин-младший, надутый индюк, лишенный чувства юмора, вечно выражал недовольство, давая понять, что выше других. Харриет подозревала, что он охотно препоручал Джону оплачивать счета, но, поступая так, чувствовал себя не в своей тарелке.

– Харриет, КАК ты? – проворковала Джеки с той неопределенной саркастической интонацией, которая порой сходит за хорошие манеры.

– Очень хорошо, спасибо. А вы?

– Ну ты же знаешь. Не могу пожаловаться.

Но жалуешься, как пить дать.

Поначалу Харриет честно пыталась поладить с Джеки и однажды, выпив лишнего во время разговора по душам, призналась, что у нее нерегулярные месячные. На следующей неделе Джеки позвонила сыну и сказала, что Харриет нужно пройти обследование на бесплодие.

– Мы зарегистрируемся, переоденемся и в шесть встретимся в баре, хорошо? – сказал Джон.

– Я очень надеюсь, что вы переоденетесь! – с притворной веселостью воскликнула Джаклин, окидывая страдальческим взглядом футболку, джинсы и «Док Мартинсы» Харриет. – Скажите, что захватили что-нибудь элегантное, и успокойте меня!

– Ты знаешь, мама, что мой стиль – повседневная элегантность.

Откровенный выпад в адрес Харриет, который Джаклин плохо замаскировала обращением к ним обоим, Джон расценил как материнское беспокойство вообще.

Хотя Харриет крепко-накрепко усвоила, что сородичи Джона – это удар по нервам, но при встрече лицом к лицу ужас перед ними разрастался до вселенских масштабов. От него не спасала даже слоновья порция джина «Бомбей Сапфир».

Их «приват-гостиная», пример дихотомии города и деревни, скорее соответствовала атмосфере лондонского Далстона, чем Йоркширской долины: одеяло с принтом «клубничного воришки» Уильяма Морриса и лампочки, подвешенные к потолку на связке проводов, в качестве образчика современной люстры. Огромная медная ванна с кувшином в том же стиле у мраморного камина – наглядная иллюстрация бытовых неудобств минувшего столетия. Стены – насыщенного дымчато-серого колера с белоснежными плинтусами.

По роду работы Харриет повидала немало шикарных отелей, и этот был класса суперлюкс. Его снимки так и просились в Инстаграм[1] с тэгами типа #яэтогодостойна или #сегодняшнийофис. (Харриет бойкотировала Инсту, объясняя подругам Лорне и Рокси, которые агитировали ее завести аккаунт, что фотографий в ее жизни и так хватает.)

– Ни черта себе, Джон, это какие деньжищи! – выпалила Харриет, завозя в номер чемоданчик и останавливаясь как вкопанная. Она тотчас прикусила язык – прозвучало не признательно, а скорее скуповато-грубовато. Впрочем, так, пожалуй, и было.

– Стоимость, конечно, немалая, но ведь и сорок лет свадьбы бывает не каждый день!

Харриет напряглась, наблюдая за тем, как он взялся за свое – при виде коробки с носовыми платками на прикроватном столике он всегда принимался прочищать нос и делал это оглушительно громко, точно хотел выдуть через ноздри серое вещество. Живот стало крутить, будто внутри заработала бетономешалка.

– Я так рад, что ты здесь.

Джон приобнял ее – она чуть отстранилась, пробормотав:

– Спасибо, что пригласил.

– Конечно, что за разговор! Ты нам не посторонняя, ты – часть семьи. Для меня ты больше семья, чем другие.