Вечером же, а скорее даже ночью, Катю домой вез уже отец. Машина ехала неспешно, они будто прогуливались на колесах, Марк тихим голосом с ней говорил обо всем на свете, она ему так же отвечала.
После того всплеска замкнутости, который произошел с ней в семнадцать, отношения с Марком у них стали еще ближе, чем в детстве. Даже запретные темы существовать перестали. Правда, только некоторые.
— Лена давно на связь не выходила? — Марк заехал на парковку рядом с домом дочери, но она не постаралась тут же смыться, повернулась в кресле, посмотрела на профиль отца, больной для обоих вопрос задала.
— Полгода уже молчит. Видимо, поняла, что денег от меня не получит на наркоту, а так… Не за жизнь же нам говорить, — Марк даже пошутить попытался, Катя улыбнулась для виду. Им, наверное, действительно обсуждать нечего. Это нормально для людей, которые много лет тому развелись, вот только… Хоть бы раз о дочери своей спросила. Хоть бы раз…
— Думаешь, объявится?
— А куда денется? Конечно, объявится. А ты… Хочешь увидеть ее?
— Нет. Не хочу. Просто надо же знать, что там с ней…
С тех пор, как единственная планируемая встреча сорвалась, Катя больше и не думала о ее повторении. Не было душевных сил снова переживать это все — страх, надежду, ожидание, разочарование. Но и совсем выбросить ее из головы тоже не выходило. Мать ведь.
— Если она позвонит — я скажу, Котенок. Не переживай, — Марк притянул дочь к себе, в волосы поцеловал, задержал в объятьях чуть дольше, чем требовалось для простого прощания. Она всегда расстраивается, если речь о матери заходит. Просто с возрастом научилась филигранно делать вид, что ее это абсолютно не задевает.
— Спокойной ночи, па, — Катя из машины вышла, глянула на девятый… Окно в соседской кухне светится. И силуэт в нем. Будто сторожит…
Усмехнулась, в подъезд зашла, на лифте на десятый…
— Надо проверить, как там Кот…
И Веселов тут как тут. Стоит у двери, ждет.
Катя ничего не сказала, квартиру открыла, впустила гостя, сама тоже зашла.
— Мяу.
Кот был жив, здоров, довольно возмущен, что его посмели бросить, но рад, что вернулись разом оба человечка.
Андрей снова присел, за ушком почесал у мурчалки, проследил за тем, как Катя уставшим жестом кофту вешает, присаживается, босоножки расстегивает…
— Ты проверил друга своего? — она поймала этот его пристальный взгляд, — можешь теперь идти домой и спать спокойно?
— Надо еще проследить, чтобы ты его покормила…
Катя хмыкнула, в ванную пошла, закрыла дверь, присела на край ванны… Руки сами собой на колени упали от усталости. Моральной в первую очередь.
Лена пропала, на кухне Андрей Веселов сидит… Года идут, а переживая все те же. Хотелось на кровать лечь, Кота обнять и поплакать немного, но нельзя было, сначала гостя спровадить бы…
— Как дома дела? — Андрей сам Коту корма насыпал, сам за стол сел, продолжая ее изучать.
Видел, что Катя подавленная будто, но в причине разобраться так сходу не мог.
— Все хорошо, спасибо, а у тебя?
— Тоже хорошо. Помнишь дядю Валю? — Катя нахмурилась, головой мотнула. — Ну Валентина Михайловича, мама его еще знакомиться привела, когда мы с Разумовским актовый зал не поделили, — тут уж шансов не вспомнить у Самойловой не было — кивнула. — Они женились два года тому. Живут теперь душа в душу.
— Молодцы какие… — Катя улыбнулась. Искренне, кажется, но все равно печально слегка. — Очень рада за них.
— И я рад. Мама довольна, Михалыч счастлив, — Андрей усмехнулся, тоже то самое знакомство вспоминая. Эх… сколько времени прошло-то с тех пор…
— А ты? — Катя же внезапно серьезной стала и вопрос задала с болью в голосе. Осязаемой практически. — Ты счастлив? — понятно было, что не о них спрашивает. Не о маме с Михалычем. А о себе. Ей интересно было, чем для него эти четыре года обернулись. Она вот убегала от него, что было мочи, а все равно догнал. А он? Сейчас играется с ней, как кот с мышкой, а понимает ли, сколько боли причинил?
— Нет.
Ответил сухо, глядя прямо в глаза. В глаза той, из-за которой счастье ему только снилось за эти четыре года. Клало белокурую голову на грудь, расползалось по телу теплом… А потом он просыпался обычно. И нет у него счастья. Головы белокурой на груди нет. Только пустота.
— Спокойной ночи, — Андрей встал, в коридор вышел, у самой двери замялся уже. За ручку ухватился, но не открыл, как собирался, а почему-то лбом к дереву прислонился, глаза закрыл.
Этого хватило, чтобы Катя сзади подошла, обняла со спины, щекой к той самой спине прижалась, пальцами при этом так сильно толстовку его сжимая, будто от этого ее жизнь зависит.
— Я боюсь тебя, Андрей. Мне очень больно было тогда. Из-за твоего предательства.
— Я не предавал.
— Мне Разумовский все показал…
— Что?
— Переписку вашу и видео. С Алисой. Не ври. Просто выслушай.
— Я не предавал тебя с Алисой.
По Катиной щеке слеза покатилась.
— Я не знаю, что тебе Разумовский показал, но я не предавал… Это ты с ним сорвалась почему-то. Сорвалась ведь? Что я сделал?
— Там видео было…
— Какое к черту видео, Кать? — Андрей не выдержал, развернулся, в руки ее лицо взял, мокрое уже.