— Приеду, конечно. Привыкну к новому времени немного, вещи разложу, с Верой встречусь, и сразу к вам. У меня же планов пока нет особых, только то, что Яшина попросит, а так… Я свободна как птица…
— Ну и хорошо, птица.
— Снеж, а это мой ведь, правда? — взгляд давно за фигурку войлочного котенка зацепился, но все как-то боязно было в руки взять, а потом… Катя отбросила глупости, аккуратно достала члена образовавшейся когда-то давно «кошачьей банды», показала Снежане.
— Твой, — та улыбнулась, кивнула. — Когда Поля переезжала, он чуть с мусором не уехал, еле спасли, убрали от греха подальше, милый же такой… сил нет…
Катя в ответ улыбнулась, присматриваясь к действительно крайне милому созданию. Эх… как давно это было все… Как давно…
— А можно я возьму с собой? У меня там пусто пока, а хочется уюта.
— Бери, конечно, он же твой, — Снежана быстро согласилась, но в этом Катя и не сомневалась, по другой причине спрашивать боялась. — А откуда он у нас? Забыла совсем… — по этой…
— Не помню уже, просто в переходе купила, по-моему, очень понравился.
Катя соврала, вышла в коридор, забросила малыша в сумку, потом у зеркала остановилась, глядя на себя, улыбнулась чуть грустно, прическу подправила… Устала… Все же сильно устала…
— Коть, ты как домой захочешь — скажи, я отвезу, — Марк крикнул из гостиной, Катя же своему отражению благодарно улыбнулась. Все же ей очень повезло. С семьей — космически просто.
— Вы доигрывайте, пап, а потом поедем…
Во второй раз отец в квартиру уже не поднимался, Катя зашла туда сама… Тихо было так… Темно…
И непривычно пока, непонятно, где включатели света…
Девушка разулась, нашла те самые полотенца, что Снежка купила, приняла душ, чайник поставила (оказалось, здесь даже о чае позаботились, а еще холодильник забили).
Вроде бы сегодня день был насыщенным, столько звуков вокруг, запахов, света, а теперь, находясь в тишине и полном уединении, было не то, чтобы очень комфортно…
Катя переоделась в халат, достала из сумки котейку, поставила на кухонный стол перед собой, села, на него глядя и делая небольшие глотки из чашки…
— Ну, привет, друг, — пальцем провела по маленькой голове, носика коснулась. — Как ты тут без меня жил? Что интересного произошло?
Он не ответил, естественно, но Кате и без этого стало уютней. Даже такая компания уже радовала…
— А он там как? Не знаешь? — и ему этот вопрос задать можно, не боясь, что неправильно поймет. Ей просто любопытно. Обо всех одноклассниках интересно узнать — как жизнь сложилась, что тут такого?
А котейка только об одном знать может. О том, кто подарил. Об Андрее Веселове.
Свою выпускную трагедию Катя пережила. Поначалу, конечно, было сложно. Даже не так — невыносимо больно, наизнанку выворачивало и будто кровь из пор сочилась. И это все происходило с бестелесной душой.
Между выпускным и тем днем, когда она отчалила в Штаты, прошло больше месяца. Это время девушка провела уже не дома — на даче. Очень боялась пересечься с Андреем. Родные ей этого не говорили, но он поначалу пытался на контакт выйти, она знала. Сама же его во всех соцсетях заблокировала, телефон отправила в глубочайший черный список, Вере запретила под страхом смерти их дружбы сдавать информацию о том, где подруга…
Самойловой тогда казалось, что она просто не выдержит встречи. Ей и так плохо было, стыдно за то, во сколько своих тайн посвятила, что так искренне о своих чувствах говорила, когда он…
Девушка до сих пор не поняла, за что он так жестоко с ней. Ведь сам прекрасно знал, как первая любовь может душу изранить… Мог же напрямую сказать сразу, когда у них с Филимоновой все снова закрутилось. Мог. И Кате тоже больно было бы, но она преданной себя не чувствовала бы, а так…
То время одновременно молнией пронеслось и будто на десятилетие растянулось, но Самойлова и опомниться не успела, как оказалась в аэропорту с двумя чемоданами и толпой провожающих. Там была вся семья, Вера… Катя и боялась одновременно, и ждала, что Андрей появится. Где-то глубоко в душе сохранилась искорка надежды, что он, как в романтическом фильме, в последний момент ее поймает, объяснит все… хоть как-то… и она уже не улетит.
Но Вера свое слово держала — он не знал, в какой из дней у Кати самолет… или ему это уже неважно было. Наверное, неважно…
Уже там, в Америке, Катя пошла к специалисту, который помог ей проработать не только эту трагедию первой любви, но и многие другие.
Она потратила пару лет на то, чтобы теперь почти со спокойным сердцем оглядываться на историю своей весенней любви, чтобы отпустить обиду на Лену и принять тот факт, что отношение этой женщины к дочери никак не влияет на ценность ее личности. Что она не второсортный ребенок у своего неродного родителя. Что она не обязана исключать себя из жизни тех, кого любит, чтобы им стало легче…
Вероятно, терапию стоило бы начать пораньше, теперь-то Катя это понимала, но благодарила судьбу за то, что сейчас имела то, что имела, и жила так, как жила.