Без веры

— Значит, в тюрьме вы обрели Иисуса? — уточнила детектив. — Поразительно, как часто это происходит за решеткой!

Эти слова Коннолли явно не понравились: кулаки сжались, тело превратилось в тугую пружину. Молодец, Лена, тон именно тот, что нужно, и из-под доброго дедушки начал проглядывать безжалостный, не терпящий возражений старик, которого Джеффри с помощницей встретили в поле.

— Ну, в тюрьме появляется много времени, можно обо всем подумать, — чуть мягче проговорила детектив.

Напряженный, словно готовая к броску змея, Коннолли кивнул. Внешне вольная поза Лены не изменилась: ноги вытянуты, рука лежит на соседнем стуле. Однако Джеффри заметил: левая ладонь женщины коснулась пистолета — значит, чувствует опасность.

— Лишение свободы — испытание для любого человека, — бодро начала детектив, будто перенимая ораторские навыки десятника. — Одних тюрьма делает слабее, других, наоборот, сильнее.

— Да уж.

— Некоторые вообще ломаются, особенно под влиянием наркотиков.

— Вы еще раз правы, мэм, на зоне их достать проще, чем на воле.

— Столько свободного времени — под кайфом оно быстрее проходит.

Десятник по-прежнему напоминал готовую к броску кобру, и Толливер забеспокоился, не перегнула ли Лена палку.

— Я тоже прошел через наркотики, — буркнул Коннолли, — и никогда не скрывал. Это зло, самое настоящее зло, оно затягивает, заставляет совершать ужасные поступки. Чтобы бороться с ним, нужна сила. — Он поднял глаза на инспектора Адамс: безграничная вера вытеснила в них злость столь же быстро, как масло — воду. — Я слабый человек, но увидел свет и стал молить Господа о спасении. Случилось чудо: он услышал меня и протянул руку помощи. — Десятник поднял свою руку, будто показывая, как все произошло. — Я взял ее и сказал: «Да, Господи, помоги мне встать с колен. Помоги переродиться!»

— Как быстро все свершилось, — заметила Лена. — И что заставило вас… хм… пересмотреть свои взгляды?

— За год до моего освобождения в тюрьму начал приезжать Томас. Он посланник Божий. Его устами Господь указал мне путь к спасению.

— Томас — это отец Льва?

— Он участвовал в программе помощи заключенным, — пояснил десятник. — Мы, зеки, любим, чтобы все было тихо: ходишь себе в церковь, на собрания — в таких местах не встретишь головорезов, способных спровоцировать своими идиотскими выходками. — Коул рассмеялся, снова превращаясь в добродушного дедушку, каким прикидывался до неожиданной вспышки. — Никогда не думал, что стану религиозным фанатиком. Человек либо живет с Иисусом, либо восстает против него. Я решил восстать, и за этот грех меня ожидала одинокая мучительная смерть.

— Но тут вы встретили Томаса Уорда?

— После инфаркта он сильно ослаб, но тогда был сильным, как лев. Томас, благослови его Господи, спас мою душу и приютил меня после освобождения.

— Кормил три раза в день? — подсказала Лена, вспомнив восторги Коннолли от армейского и тюремного быта.

— Ха-ха-ха! — загрохотал старик и, развеселившись от такого сравнения, ударил ладонью по столу. Листочки разлетелись, и он сложил их аккуратной стопкой. — Пожалуй, можно и так сказать. В душе я был и остаюсь солдатом, только теперь я служу Господу.

— В последнее время ничего подозрительного на ферме не замечали?

— Вообще-то нет.

— Никто из работников не вел себя странно?

— Не хочу показаться легкомысленным, — предупредил он, — но подумайте, какой у нас контингент. Все работники со странностями, иначе бы вообще на ферме не оказались.

— Намек поняла, — кивнула Лена. — Точнее было бы спросить, не вел ли кто-нибудь себя подозрительно? Может, ваши люди занимаются чем-то дурным?

— Ну, в свое время они все занимались чем-то дурным, а некоторые до сих пор продолжают.

— В смысле?

— Представьте, сидит человек в каком-нибудь атлантском приюте и мечтает о смене обстановки. Иногда это последняя надежда на спасение.

— Но спастись удается не всем?

— Некоторым везет, — возразил Коннолли, — хотя большинство, приехав сюда, осознает: к алкоголю и наркотикам они пришли по той же самой причине, что мешает жить нормально. — Он сделал небольшую паузу, но Лене подсказать не дал. — Это слабость, дорогая моя. Хилость души, отсутствие воли… Мы делаем все возможное, чтобы им помочь, но прежде всего люди должны сделать усилие и помочь себе сами.

— Слышала, на ферме пропали какие-то деньги. Сумма, правда, небольшая.

— Да, действительно, пару месяцев назад, — кивнул Коннолли. — Виновных мы так и не нашли.

— Подозреваемые есть?

— Да, около двухсот человек, — рассмеялся десятник, и Джеффри понял: работая бок о бок с алкоголиками и наркоманами, трудно не потерять веру в лучшие качества человека.

— К Эбби у кого-нибудь повышенного интереса не возникало?

— Ну, она была очень симпатичной девушкой. На нее засматривались многие парни, но я сразу предупреждал: «Даже не думайте».

— Кого-нибудь приходилось осаживать больше, чем других?

— Нет, не помню. — От тюремных привычек не так легко избавиться, и Коннолли, как и все зеки, не умел давать односложные ответы.

— А вы не видели, чтобы Эбби с кем-то встречалась? Ну, или проводила время с неподходящим для нее человеком?