Без Веры... (СИ)

— Итальянский, — зажав страницы пальцами, подтверждаю, не переставая улыбаться, и пересказываю ещё раз, уже на русском.

— Действительно забавно, — улыбается он очень искренне и симпатично, — А вы, молодой человек…

— Алексей, — представляюсь я, — Алексей Юрьевич Пыжов, потомственный дворянин.

Сословную принадлежность упоминать при всяком знакомстве не принято, но в такой вот ситуации, когда тебя, мальчишку, спрашивает очевидно не самый простой человек, очень желательно. В сословном обществе такие вещи важны, а то бывают… коллизии.

С дворянином, пусть даже и сто раз мальчишкой, должно разговаривать на «Вы» и держать в уме, что меня нельзя, к примеру, ухватить за ухо или послать с гривенником купить газету у мальчишки-разносчика. Не думаю, что этот смешливый господин взялся бы сходу хамить мне, но… папенька по части этикета выдрессировал нас жёстко. Само порой вылезает.

— Тартаринов Евгений Ильич, — представился он, шутливо прикладывая два пальца к полам летней шляпы, — также потомственный дворянин, литератор и драматург.

— Рад знакомству, Евгений Ильич, — важно киваю я, приятно польщённый знакомством. Писатель и драматург он не из последних, хотя и не звезда первой величины. Да и в газетах нередко выходят недурственные статьи, подписанные как «Тартаринов Е. И.»

— Так что, Алексей Юрьевич, вы настолько хорошо владеете итальянским? — осведомился он.

— Итальянским, — киваю уверенно, — а также испанским и английским, ну и разумеется — весь языковой набор, полагающийся ученику гимназии, только что многим лучше.

Вообще-то больше… но как залегендировать знание эускара[21] или датского, я пока не знаю.

— Однако… — озадачился он, приподняв лёгкой тросточкой полу шляпы и глядя меня совершенно иначе, — а следовать правилам, нося гимназическую форму…

— Простите, Алексей Юрьевич, — спохватился он, — это не моё дело.

— Ничего страшного, — улыбаюсь я, — и да, просто Алексей!

— Договорились, — он очень серьёзно протянул мне руку и мы обменялись торжественным, каким-то очень посольским рукопожатием.

— А насчёт формы… — я снова улыбаюсь, — несколько дней, как я числюсь экстерном!

— Ах вот оно что! — засмеялся Тартаринов, — Мне стоит вас поздравить?

— Пожалуй, — засмеялся я, и мы замечательно разговорились. Роясь вместе в отвалах с иностранными книжками, я нашёл несколько интересных изданий, и Тартаринов, как бы от скуки, купил их замечательно задёшево.

— Приятелям подарю, — сказал он мне приязненно, помещая перевязанный бечевой пакет подмышку, — есть среди них коллекционеры, им подобные вещички должны понравится. Благодарю, Алексей!

— Не стоит благодарности, Евгений Ильич, — вежливо расшаркался я, и уже собрался уходить.

— Постойте, Алексей! — остановил меня новый знакомый, — Я так понимаю, вам и другие предметы даются столь же легко?

— Точные науки не хуже, — отвечаю весьма уверенно, — По остальным в табеле не ниже четвёрки.

— Однако! — восхитился тот и внезапно засиял стоваттной лампочкой и сдвинул шляпу на затылок с таким видом, будто только что решил сложную задачу.

— Алексей… — вкрадчиво поинтересовался Тартаринов, — я надеюсь, вы даёте уроки частным образом?

Глава 7 Житиё моё

Проснулся я минут за двадцать до звонка будильника и некоторое время лежал в полудремоте, отходя ото сна и сонно моргая. От окна тянет утренним холодком, портьеры ощутимо колыхает ветер, и от того в комнате очень свежо.

— Потягушечки, — сладко простонал я, выгибаясь самым причудливым образом и чувствуя приятную истому, — э-эх…

Полежав ещё с минутку, сажусь на кровати и выключаю будильник, на котором нет ещё и пяти часов, одновременно нашаривая ногами тапки. Раздёрнув портьеры, немножечко поглазел на просыпающийся двор, где уже возятся в пыли куры, а кто-то из стариков, согнувшись в три погибели и чертыхаясь, мастерит что-то подле дровяного сарайчика.

Небо сегодня облачное, сырое, беременное дождём, и ещё непонятно — развиднеется потом, или будет лить весь день с небольшими перерывами. Но впрочем, настроения мне это ничуть не портит. Не ливануло бы с самого утра, а потом — пусть!

— Ах да… — едва ли не в последний момент накинул на себя верх пижамы, и только затем вышел из комнаты. Сплю я в пижамных штанах, и спал бы вовсе без них, но спросонья, когда встаю ночью в туалет, просто забываю их одеть. Привычка из той ещё жизни, накрепко въевшаяся в подсознание и перенёсшаяся со мной в это время.

Ну некого было стесняться! А теперь увы… не один живу, и если наткнусь в таком виде посреди ночи на девочек, скандал в нашем благородном семействе может выйти знатным!

— Доброго утречка, Алексей Юрьевич, — поприветствовала меня высунувшаяся из кухни заспанная Глафира, — рано вы севодни.

— Утро доброе, Глафира, — отвечаю ей приветливо, — Выспался!

— Вам чичас што сготовить, али опосля? — осведомляется служанка, прикрывая крепкой ладошкой зевающий рот.

— Хм… — я задумываюсь, — давай часикам к шести. Омлет с ветчиной из двух яиц и пару гренок.

— С зеленью омлет-то? — интересуется женщина.

— На твоё усмотрение, — улыбаюсь ей, — у тебя невкусно не бывает.