Без вести пропавшая

– Ах, нет. Что ж, давайте рассмотрим на минуту положение, в котором Вэлери оказалась в тот день. Впервые за последние два года, я думаю, она посчитала себя полностью самостоятельной. Поскольку Эйкам присоединился к ней, он, без сомнения, относился к ней довольно покровительственно, и первое время, когда они жили здесь вместе, он, вероятно, был озабочен тем, чтобы Вэлери не выкинула какой-нибудь номер. Она осталась с ним. И она осветлила свои волосы – наверное, еще в самом начале. Удивительно, не правда ли, Льюис, как многие из нас решают проблему, сделав жест – вроде бы слабый и бессмысленный. Подачка Церберу, без сомнения. Как вы знаете, у настоящей жены Эйкама были длинные светлые волосы – это первое, что бросалось в глаза; это первое, что я отметил, когда увидел ее на фотографии. Может быть, Эйкам попросил ее сделать это; возможно, его совесть замучила. Во всяком случае, он, должно быть, обрадовался, когда она покрасила волосы. Вы помните фотографию Вэлери в газете? Если бы он ее увидел, то точно бы забеспокоился. Я знаю, что снимок был не особенно четким. Оно и понятно, он трехлетней давности, и молодая девушка сильно меняется – особенно между уходом из школы и став для всех замужней женщиной. Но по-прежнему оставалась фотография Вэлери и, как я сказал, я думаю, что Эйкам был доволен ее волосами. Насколько нам известно, никто не сумел заметить сходство.

– Возможно, они не читают в Кернарфоне «Санди Таймс».

Несмотря на свои антиваллийские предрассудки, Морс промолчал.

– Она, наконец-то, одна. Она может делать то, что хочет. Она, вероятно, чувствует прекрасное чувство свободы, свободы сделать что-то для себя – то, что сейчас, в первый раз, на самом деле может быть сделано.

– Я вижу, все это, сэр. Но почему? Вот что я хочу знать.

– Льюис! Поставьте себя на место Вэлери, и ее матери, и Эйкама, и Филлипсона, и бог знает кого еще. Они все имели свои индивидуальные и коллективные секреты – большие и маленькие – а кто-то знает о них все. Бэйнс знает. Так или иначе – ну, у нас есть хорошая идея, как он обо всем узнавал. Сидя все эти годы в своем маленьком кабинете с телефоном и всей корреспонденцией, он был в нервном центре небольшого сообщества – школы «Роджер Бэкон». Он там замдиректора, и это совершенно правильно, что он обязан знать, что происходит. Все время его уши настроены на малейшие слухи и подозрения. Он как прослушка в отеле «Уотергейт»[31]: он собирает все это и все это анализирует. И это придает зловещий характер его жажде всеобъемлющей информированности – власть над судьбами других людей. Подумайте о Филлипсоне на минуту. Бэйнс может убрать его с работы в любой день, который выберет, – но он этого не делает. Видите ли, я не думаю, что он упивался только фактическим проявлением своей силы...

– Но ведь он на самом деле шантажировал Филлипсона?

– Я думаю, что да. Но даже шантаж не был настолько сладок для такой гниды, как Бэйнс, насколько мысль, что он может шантажировать – всякий раз, когда захочет.

– Я вижу, – сказал слепой.

– И миссис Тэйлор. Подумайте, что он знает о ней: о механизме аборта ее дочери, о ее сложной лжи полиции, о ее пьянстве, о денежных проблемах, о ее тревоге, что от Джорджа Тэйлора – единственного человека, который относился к ней порядочно – нужно хранить в секрете ее дикие эксцессы.

– Но все и так знали, что она проводила в «Бинго» большинство ночей и напивалась, как раньше, так и сейчас.

– Вы знаете, сколько она тратила на «Бинго» и игровые автоматы? Даже по Джорджу это был фунт за ночь, а она вряд ли сказала ему правду. И она пьет, как рыба – вы знаете, она делает это каждый раз за обедом, а...

– Также, как и вы, сэр.

– Да, но... ну, я пью в умеренных количествах, вы же знаете. Во всяком случае, есть и кое-что еще. Вы видели, как она одевается. Дорогая одежда, обувь, аксессуары – и многое другое. И ювелирные изделия. Вы заметили бриллианты на ее пальцах? Бог знает, сколько они стоят. А знаете ли вы, кто ее муж? Он мусорщик! Нет, Льюис. Она живет далеко не по средствам – вы должны это понимать.

– Согласен, сэр. Возможно, что это достаточно хороший мотив для миссис Тэйлор, но...

– Я понял. При чем здесь Вэлери? Что ж, я думаю, что миссис Тэйлор поддерживала связь с дочерью по телефону, – писать письма было бы слишком опасно – и Вэлери имела довольно хорошее представление о том, что происходит: что ее мать безнадежно запуталась с Бэйнсом, и что она превратилась в игроманку и пьяницу, ненавидя все это в моменты просветления, но просто не в состоянии обойтись без этого. Вэлери должно быть, поняла, что жизнь ее матери становится длинной чередой страданий, и она, наверное, догадалась, как все это, скорее всего, закончится. Может быть, ее мать намекнула, что она подошла к самому краю, и дольше не сможет выдержать. Я не знаю.