Настоящим подтверждаю, что это заявление было сделано мной в присутствии сержанта Льюиса, в Управлении полиции «Темз-Вэлли», в тот же день и в то же время подписано. С уважением».
Морс поднял взгляд от листа, и его серо-голубые глаза посмотрели через стол.
– Вы неверно написали «уголовный», – сказал он.
– Это ваша машинистка, инспектор. Не я.
Морс потянулся за сигаретами и протянул пачку напротив.
– Нет, спасибо, я не курю.
Не опуская глаз, Морс закурил и глубоко затянулся. Выражение его лица было смесью смутного отвращения и молчаливого скептицизма. Он указал на заявление.
– Вы хотите, чтобы этому дали ход?
– Да.
– Как хотите.
Они сидели молча, как будто ничего большего не могли сказать друг другу. Морс выглянул в окно на асфальтированный двор. Он наделал так много глупых ошибок в этом деле; и кто-то, вероятно, скажет ему спасибо, если он сделает еще одну. Возможно, это будет единственным разумным решением. Или
– Я вам не нравлюсь, не так ли, инспектор?
– Я бы не сказал этого, – защищаясь, ответил Морс. – Это просто... это просто потому, что вы никак не привыкнете говорить мне правду, понимаете?
– Я делаю это теперь, я надеюсь.
–
Глаза Морса были тверды и пронзительны, но на его вопрос не последовало никакого ответа.
– Мне необходимо подписать это сейчас?
Морс помолчал некоторое время.
– Вы думаете, что так будет лучше? – спросил он очень тихо.
Но опять-таки никакого ответа не последовало, и Морс протянул заявление через стол и встал.
– У вас есть ручка?
Шейла Филлипсон кивнула, и открыла свою дорогую кожаную сумку.
– Вы ей верите, сэр?
– Нет, – просто сказал Морс.
– И что нам тогда делать?
– Одна ночка в камере слегка остудит ей ляжки. Осмелюсь предположить, что она хорошо представляет, что произошло, но я не думаю, что она могла убить Бэйнса, вот и все.
– Вы думаете, что она прикрывает Филлипсона?
– Может быть. Я не знаю. – Морс встал. – И я скажу вам кое-что еще, Льюис: меня не заботит эта хрень! Я думаю, что тот, кто убил Бэйнса, заслуживает пожизненного пэрства, – а не пожизненного заключения.
– Но это все-таки наша работа, – выяснить, кто это сделал, сэр.
– Мне это не по силам, вот так. Я сыт по горло этим следствием, в котором еще и потерпел неудачу. Я увижу Стрейнджа утром и попрошу его отстранить меня от дела.
– Он не очень обрадуется.
– Он никогда не радуется, ничему.
– Это так не похоже на вас, сэр.
Морс усмехнулся почти мальчишески.
– Я разочаровал вас, Льюис?
– Ну да, в некотором смысле, – если вы теперь собираетесь все бросить.
– Ну, я и собираюсь.
– Я вижу.
– Жизнь полна разочарований, Льюис. Я должен обдумать все, что стало известно к настоящему времени.
Морс вернулся в свой кабинет. По правде говоря, он почувствовал сильную душевную боль от того, что только что сказал Льюис. Льюис был прав, конечно, когда говорил с такой спокойной целостностью: но это все-таки наша работа – выяснить, кто это сделал. Да, он понимал это; и он пытался, да, пытался, но так и не узнал, кто это сделал. Если вдуматься, он даже не узнал, была ли Вэлери Тэйлор жива или умерла... Только что он попытался поверить Шейле Филлипсон; но попросту не смог. Во всяком случае, если бы то, что она сказала, было правдой, это оказалось бы очень удобно для всех, чтобы покончить с формальностями. Намного удобнее. И если бы она просто защищала своего мужа... Он позволил ей уйти. Он послал Льюиса привезти Филлипсона, но директора школы не было ни дома, ни в школе, а за детьми присматривали соседи.
Что бы ни случилось, после обеда во вторник наступил конец, и он вспомнил, как впервые после обеда во вторник начинал расследование... Что, если он пропустил что-то в данном случае? Что-то малое, вероятно, незначительную деталь, которая могла бы натолкнуть его на след? Он сидел полчаса и думал, думал, и не находил ничего. Это было плохо: его ум стал затхлым, и колодцы воображения и вдохновения стали сухими, как пески Сахары. Да, он увидит Стрейнджа утром, и передаст дело в его руки. Он все еще может принять такое решение, какое он хочет, чтобы там ни думал Льюис.