Я вышел из министерства и, подняв воротник своей куртки, направился к площади Свободы. Несмотря на стоявший на улице август, вечер был довольно прохладным. Сильный ветер гонял по небу обрывки тёмно-серых туч, из которых иногда словно горох, сыпал редкий холодный дождь. Я долго ждал трамвай, проклиная про себя неудовлетворительную работу городского электротранспорта. Наконец, вдали показался горящий электрическим светом глаз какого-то трамвая. Внимательно приглядевшись, я увидел на нём цифру восемь. Немного подумав про себя, я вскочил на подножку вагона, в надежде доехать на нём хотя бы до парка имени Горького. Однако мне в очередной раз не повезло. Трамвай остановился, не доезжая остановки Толстого. Из кабины вышел водитель трамвая и сообщил, что трамвай дальше не поедет из-за обрыва контактного провода. Постояв ещё минут пять около обездвиженного трамвая, я махнул на всё рукой и пешком направился на улицу Гвардейскую. Дорога до дома заняла у меня минут сорок. Озябший и злой как собака я вошёл в свою квартиру.
— Ты что так поздно? — поинтересовалась у меня жена.
— Да транспорта не было, пришлось пешком добираться до дома, — ответил я ей. — Ты даже представить не можешь, как я устал и замёрз.
Я снял с себя куртку и, вымыв руки, прошёл на импровизированную кухню. Мы с женой жили в малосемейном общежитии на улице Гвардейской. Комнатка была площадью тринадцать квадратных метров. На этих тринадцати метрах размещалась наша спальня и кухня. Однако несмотря на столь стеснённые условия, мы были счастливы, что обладаем пусть и маленькими, но своими метрами жилой площади.
Я сел за стол и налил себе чая.
— Как дочка, — поинтересовался я у неё, — давно спит?
— Ты знаешь, Виктор, я её кое-как нашла. Оказывается её забрала к себе воспитательница, — ответила мне жена, — я думала, что сойду с ума. Ты даже не представляешь, что я пережила за этот час поисков. Прихожу с работы, а дочери в садике нет. Я всего опоздала на каких-то минут сорок, а в садике уже никого нет, кроме охранника.
— А чего здесь удивляться. Воспитатели тоже люди, у них свои дети и семьи. Никто из них не обязан сидеть с нашей дочерью на работе и ждать, когда кто-то из нас придёт за ней. Ты из-за чего сегодня задержалась на работе?
— Сам знаешь. Сегодня был городской рейд по общежитиям, вот нас и погнали на этот рейд. Пробовала отпроситься у Трофимова, да разве он отпустит? Говорит, чем ты лучше других? Нацепила погоны, вот и работай, как все.
— Лена! Нам с тобой нужно определиться, так как мы сейчас живём с тобой дальше жить нельзя. Мы просто с тобой в какой-то момент можем потерять нашу дочь. Она же нас просто не видит. Я же вижу, как она скучает по тебе. Пойми меня правильно, два медведя в одной берлоге не живут. Кто-то из нас должен уйти из органов внутренних дел.
Жена была обескуражена поставленным мной вопросом. Она посмотрела на меня и обиженно произнесла:
— Ну и кто должен уйти из органов? Почему ты решил, что это сделать должна я, а не ты?
— А ты сама подумай! В чьей ласке и уходе больше нуждается ребёнок, в моей или в твоей? Женщина должна хранить семейный очаг, а не лазить по притонам и ловить мелких хулиганов и воров. Это моё личное мнение.
Допив чай и оставив за столом обиженную супругу, я отправился спать.
Прошло три дня. Я утром позвонил Волковой и пригласил её к себе в МВД. Договорившись о времени встречи, я быстро набросал определённый план беседы с ней, и теперь глядя на часы, я слонялся по кабинету и с нескрываемым нетерпением ожидал её прихода.
— Ты что круги нарезаешь? — поинтересовался у меня Козин. — Есть рационализаторское предложение. Ты привяжи Абрамов к ногам динамо-машину, хоть электричество будешь бесплатно вырабатывать для нас всех. Твоё мелькание просто сводит меня с ума.
— Ты что, Валерий Михайлович, не видишь, что человек волнуется? — спросил у него Семёнов. — Потерпи немного, сейчас он встретит свою Волкову и сразу же успокоится.
— Скорей бы встретил, а то маячит перед глазами, не даёт никак сосредоточиться на изучении документов, — ворчливо произнёс Козин.
Минут через пять зазвонил стоявший на моём столе телефон. Я поднял трубку и услышал голос Волковой.
— Александра Петровна? Я уже спускаюсь… — произнёс я и чуть ли не бегом бросился из кабинета.
Волкова вошла в кабинет в длинном светлом плаще. Осмотрев стоящие вдоль стены стулья, она выбрала среди них почище, и села на него.
Взглянув на сотрудников отделения, что сидели за столами, она достала из сумки небольшое зеркальце и, взглянув в него, слегка поправила выбившейся из-под шляпки локон. Положив в сумку зеркальце, она взглянула на меня и произнесла своим бархатным грудным голосом:
— Я слушаю Вас, Виктор Николаевич? Надеюсь, Вам есть чем порадовать материнское сердце?