— Ты, Валюша, меня хочешь обидеть? Я всё хорошо помню, а особенно тот последний вечер. Обещать не буду, но чем могу, помогу. Я просто думаю сейчас, в каком виде всё это сделать. Но, ладно это моё, буду думать. Если будешь в наших краях, не забывай Семёна Гавриловича, Вашего почитателя.
— Спасибо, Семён Гаврилович. Я всегда надеялась на Вашу помощь и ни капли не сомневалась в Ваших способностях понять и защитить, теперь уже одинокую женщину.
Она положила трубку и, достав носовой платок, обтерла им свои руки, словно держала в руках не телефонную трубку, а кусок грязи.
— Старый слюнявый козёл, — произнесла она, посмотрев на телефон.
Обтерев руки, она бросила платок в урну и снова взяла в руки чашку с уже остывшим и потерявшим прежний аромат кофе. Сделав глоток, она отодвинула от себя чашку и вызвала к себе секретаря.
Прошло ещё несколько дней, после моего разговора с Даминовым. Ситуация по-прежнему оставалась всё такой же запутанной и не совсем ясной. Мне пришлось снять наружное наблюдение, установленное по моему заданию за Даминовым, которое вести дальше практически не имело смысла. Кроме работы, дома и квартиры тёщи, он никуда не ходил и ни с кем не встречался. Между ним и Петровой, похоже, пробежала чёрная кошка, их взаимоотношения из любовных, вновь превратились в чисто служебные.
Накануне вечером меня к себе вызвал Костин и сообщил мне, что Генеральная прокуратура затребовала к себе на изучение целый ряд розыскных дел, в перечне которых значилось и моё последнее дело, заведённое по факту исчезновения гражданина Петрова.
Я весь вечер приводил дело в порядок, подшивал запросы и ответы, составлял перечень документов. Закончив необходимую канцелярскую работу, я встал из-за стола и сделал несколько физкультурных движений.
— Что, Абрамов, тяжела конторская работа, — спросил меня Козин, — конечно проще и лучше бегать по улице и создавать видимость настоящей работы. Вот прокуратура почитает всю твою писанину и отпишет нашему министру, что в деле кроме официальных запросов и ответов на них, всё остальное бред сивой кобылы, не закреплённый никакими официальными показаниями.
— Слушай, Валерий Михайлович, можно подумать, что ты сам лично изучал это дело. Я бы на твоём месте, воздержался бы от подобной оценки. Можно подумать, что у тебя были дела лучше, чем моё.
— Может быть лучше, может быть хуже, но не меня, а тебя проверяет Генеральная прокуратура. Посмотрим, как ты будешь выглядеть после окончания этой проверки.
Я ничего не сказал ему в ответ. Вести с ним эту полемику, не было никакого смысла. Взяв розыскное дело, я направился с ним в секретариат. Передав своё дело сотрудникам секретариата, я вернулся в кабинет.
— Слушай, Виктор, только что звонила жена Семёнова, просила тебя выбрать время и заехать на днях к ней, — сообщил мне Мартынов.
— А как сам Семёнов? Я имею в виду, состояние его здоровья?
— Говорит, что медленно, но, тем не менее, идёт на поправку. Пуля, пробив лёгкое, и ударила его в позвоночник, сейчас у него одна нога потеряла полную чувствительность.
— Вот непруха, так непруха, — произнёс я, — сначала он, а затем его. Правильно говорит моя мать, что кровь человечья не водица. Проливший её несправедливо обязательно будет наказан Богом.
— Я что-то тебя не пойму, Абрамов? То ты ноги чуть ли не до зада стираешь, бегаешь за него по прокуратурам, экспертизам и судам, а теперь заявляешь о какой-то справедливости.
— Я бегал не для того, чтобы его вот взяли и подстрелили. Я думал, что он умнее, что осознает свой грех и постарается его замолить, но он не понял этого подарка судьбы и снова хотел отличиться, но судьба не дала ему повторного шанса.
— Ну ты и философ. Тебе только в церкви вещать для прихожан, а не в уголовном розыске работать, — снова произнёс, молчавший до этого Козин. — Священник липовый. Сам, наверное, людей за людей не считал, поливая их свинцом, а теперь вдруг стал праведником. Говорит о грехах, о покаянии.
— Ты знаешь, Козин, я не перестаю удивляться, слушая тебя? Почему ты такой злой и противный. Почему ты так не любишь людей, ни друзей, ни сослуживцев.
— Ты не прав. Я не люблю лишь одного человека, и этим человеком являешься ты. Ты выскочка. Я не знаю почему, но ты за свои полгода работы в нашем отделении получил должность старшего оперуполномоченного, должность, которую так и не смогли получить ни Семёнов, ни Мартынов. Вот я всё время и думаю, чем ты лучше других сотрудников, чем ты так очаровал нашего начальника управления.
— Ты об этом спроси Костина, а не меня, — произнёс я и направился к выходу из кабинета.
— Вот так всегда, стоит задать неудобный вопрос и сразу же в кусты, — услышал я за спиной голос Козина.
Не останавливаясь и не оборачиваясь, я направился на улицу.