Без видимых повреждений

История потрясла весь штат. Мишель было всего двадцать три, детям – шесть и семь лет. В первом и во втором классе. Учились читать. Рисовали человечков и леденцовые деревья. Пол нашел Кайла на ступеньках, Роки лежал внизу лестницы, лицо его было искажено, руки исписаны, словно фломастером. Машина Мишель была на месте, и Пол надеялся, что она жива. Он побежал на задний двор, потом в гараж. Увидел Мустанги Роки. Сумку с семейными видео. Приехавшая полиция нашла Мишель.

В дом Пола Монсона меня привел путь, которым многие журналисты добираются до самых значимых историй: через запутанные знакомства и дороги, через годы расследований. Летом 2010 года я стояла перед домом своего друга Андре Дубуса в Новой Англии, когда приехала его сестра Сьюзанн. Следующие несколько часов определили ход моей жизни на ближайшие десять лет.

Примерно годом раньше я вернулась в Штаты после долгой жизни за границей, в основном в Камбодже, где провела шесть лет. Адаптироваться было нелегко. Приходилось сидеть на совещаниях в университете, где я числилась в должности старшего преподавателя, демонстрируя компетентность в бюрократических тонкостях и педагогике, которые были для меня китайской грамотой. Живя в Кам бод же, я писала о групповых изнасилованиях, проблемах в обществе после геноцида, о бедности и правах трудящихся, по сути, обо всем, что касалось выживания. В Пномпене за ужином разговоры экспатов велись в основном о суде над военными преступниками[1], секс-трафике, насилии, политической коррупции. Как-то раз я гуляла с собакой в ближайшем парке, и вдруг мой сосед – водитель такси – резко притормозил и буквально втащил меня на сиденье машины, я с трудом удержала собаку на коленях, и машина резко рванула из парка Хун Сен. Оказалось, что за мгновение до этого здесь застрелили человека, и Софал, водитель, решил отвезти меня в безопасное место. В другой раз, тоже на прогулке с собакой в том же парке, я стала невольным свидетелем самосожжения – какой-то человек поджег себя, и я окаменела от ужаса, видя, как он горит. Моя подруга Миа, тоже жившая в Пномпене, говорила, что мы стоим на передовой в войне за человечность.

Нельзя сказать, что в США не было проблем – нищета, болезни и стихийные бедствия не обошли нас стороной. Но я успела забыть, что жить здесь вполне возможно: если иметь желание и средства, без труда защитишь себя от большинства этих проблем. Моя новая жизнь оградила меня от историй, которым я посвятила десятилетия, совершенно неожиданным образом. Я не была несчастной. Просто меня не покидало беспокойство. Старшеклассницей я занималась художественной литературой, но после школы меня потянуло к документалистике, потому что в ней я сразу увидела более прямой путь к переменам. Меня манили скрытые уголки мира, судьбы бесправных и обездоленных, потому что в какой-то степени я понимала, каково быть невидимым и неуслышанным, каково переживать трагедию, выходящую за пределы человеческих сил.

В тот давний день 2010 года мы с Сьюзанн поговорили о хозяйстве ее брата. Она с семьей была занята сборами к предстоящим ежегодным каникулам в глуши штата Мейн, ее брат Андре вручил ей внушительный список необходимых покупок. Она рассказала мне, что работает в агентстве по борьбе с домашним насилием в своем городе, и что они недавно запустили программу под названием “Группа риска домашнего насилия”. Их главная цель была проста: попытаться предвидеть вероятность убийств на почве домашнего насилия до того, как они случатся, и постараться предотвратить их.

Мне это сразу показалось маловероятным. Столь маловероятным, что я усомнилась, верно ли поняла суть. Помнится, я спросила: «Предсказать? Вы сказали “предсказать убийства на почве домашнего насилия”?»