Читаем Без войны и на войне полностью

В родной деревне отца – Лодейно сохранился дом, построенный в середине 80-х годов XIX века дедом Конева, тоже Иваном Степановичем, хотя деревенские называли его Ваней Епишней – по имени матери Епифании. В России существовала традиция называть детей, рано потерявших отцов, по имени матери. Дом представляет собой деревянный сруб, пятистенок, рубленный из крупных сосен, с двускатной крышей. В нем были сени, хозяйственные пристройки и большая горница. Украшает фасад дома балкон на фигурных балясинах.

Когда я приезжаю на родину отца и вхожу в этот старый, но крепкий дом, испытываю чувства, которые довольно трудно описать, и все же главным ощущением остается «пыль веков», атмосфера, которая в доме присутствует, хотя в нем уже давно никто не живет, это теперь музейный комплекс.

Наклонившись, чтобы не удариться о низкую притолоку, вхожу в дом, ступаю по рукотворным половикам. Как правило, их здесь, как и много веков назад, изготавливают из ветхих тканей, которые разрывают на полоски, а потом сшивают.

Направляюсь в красный угол, зажигаю лампадку перед иконами, всегда это делаю, подаю знак – дом снова обитаем. В красном углу, у божницы, висят прекрасные вышитые полотенца, традиционные для этих мест: стилизованные изображения птиц, зверей, своеобразные обереги дома.

В горнице стоит кровать, покрытая покрывалом с кружевным подзором и вышивкой: Вологодчина – край искусных кружевниц, здесь ткут кружева по старинному образцу, с помощью деревянных коклюшек. Кровать, конечно, более позднего времени. Папа рассказывал, что в деревнях спали на печах, сундуках, лавках, а чаще всего на полатях[3], – в доме отца они сохранились. В детстве он предпочитал почивать именно на полатях – там теплее, уютнее и никто не мешает на своего рода «втором этаже».

Вообще-то из предметов интерьера старого дома почти ничего не сохранилось. Энтузиасты-музейщики собирали вещи по домам деревни Лодейно и окрестным селам. Говорят, что подлинно коневским является большой самовар, возле которого собиралось пить чай все большое семейство – четверо сыновей и дочь.

Очень люблю прикоснуться руками к традиционной русской побеленной печи. По народным поверьям, именно здесь, за печкой обитал домовой, покровитель домашнего хозяйства. На одном из юбилеев отца кто-то из деревенских приготовил нам в русской печи невероятное блюдо – томленый творог из топленого молока в керамическом горшке. Моя дочка Даша, которая впервые была на родине деда, до сих пор вспоминает эту трапезу в деревне. Ушла из жизни мастерица, умудрившаяся изготовить это лодейнское лакомство, да и русские печи в деревне со временем все реже и реже используют для приготовления пищи.

О роде Коневых из деревни Лодейно более всего был осведомлен двоюродный брат моего отца Василий Нилович Конев. Он часто приезжал к отцу в Москву из Киева, где осел после войны, достойно отслужив в авиации. Статный, высокий, с командирским громким голосом, с сильным характером, этот человек нес в себе породу «служивых Коневых». Те родовые качества, что были так хороши у многих Коневых, на военной службе проявлялись в полной мере, ну а в дяде Васе особенно.

Историю рода, уходящую в глубь веков, Василий Нилович изучил основательно. Мой рассказ о «корнях» в основном сложился из его воспоминаний, а также из рассказов нескольких представителей семьи Коневых.

Патриарх рода – дед моего отца, тоже Иван Степанович, был, что называется, крепким хозяином и человеком предприимчивым: занимался торговлей, имел бакалейную лавку, трактир, ямскую станцию.

У Ивана Степановича было пятеро детей: Степан, Федор, Григорий, Дмитрий и Клавдия.

Мой дед Степан Иванович был старшим. Когда смотришь на его фотографию, кажется, видишь перед собой какого-то образованного земского интеллигента. Приятное лицо с бородкой, открытый взгляд, умное, выразительное, фактурное лицо. Никогда не скажешь, что этот человек был нрава непростого, с гордыней, а случалось, проявлял заносчивость, да и еще попивал изрядно.

Федор Иванович Конев был человеком в деревне знаменитым. Он служил в Санкт-Петербурге в Императорской гвардии в Кавалергардском полку, дослужился там до звания младшего унтер-офицера. Его взяли в эти элитные войска в том числе благодаря отличным физическим данным: высокий, выше среднего роста, голубоглазый, светловолосый, атлетического сложения. Важную роль сыграло и социальное происхождение – парень был из обеспеченной крестьянской семьи. После демобилизации уездное начальство рекомендовало его на должность волостного урядника. Федор был очень строгим человеком, даже по отношению к своим деревенским, служакой, с тщанием выполнявшим свои обязанности, – словом, гроза.

Перейти на страницу:

Все книги серии Проза истории

Клятва. История сестер, выживших в Освенциме
Клятва. История сестер, выживших в Освенциме

Рена и Данка – сестры из первого состава узников-евреев, который привез в Освенцим 1010 молодых женщин. Не многим удалось спастись. Сестрам, которые провели в лагере смерти 3 года и 41 день – удалось.Рассказ Рены уникален. Он – о том, как выживают люди, о семье и памяти, которые помогают даже в самые тяжелые и беспросветные времена не сдаваться и идти до конца. Он возвращает из небытия имена заключенных женщин и воздает дань памяти всем тем людям, которые им помогали. Картошка, которую украдкой сунула Рене полька во время марша смерти, дала девушке мужество продолжать жить. Этот жест сказал ей: «Я вижу тебя. Ты голодна. Ты человек». И это также значимо, как и подвиги Оскара Шиндлера и короля Дании. И также задевает за живое, как история татуировщика из Освенцима.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Рена Корнрайх Гелиссен , Хэзер Дьюи Макадэм

Биографии и Мемуары / Проза о войне / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза