Без всяких полномочий

— Заботливый сынок, хороший мальчик!

Гочо замахнулся. Я встретил его прямым правым в челюсть. Он не ответил, и я собрался доконать его левым хуком, но те двое схватили меня и поволокли к серой «Волге».

Я понимал, что поездка в машине закончится в лучшем случае больницей. Пяткой я ударил одного по голени, головой второго в лицо, но не успел сделать и шага. Сзади на меня навалился Гочо.

Очнулся я в машине. По ветровому стеклу хлестал дождь. Гочо гнал машину, напряженно вглядываясь в дорогу.

Я сидел, зажатый с двух сторон его приятелями. Я знал, что делать, однако любое мое движение было бы сразу пресечено ими.

— Гочо, дай сигарету, — сказал я.

— Ты живой? — засмеялся один из его приятелей.

— Пока живой, — пробасил другой.

Гочо нехотя протянул пачку. Я притворился, что не могу вытащить сигарету, и приподнялся. Меня никто не держал. Я рывком подался вперед и, ухватившись за руль, вывернул его вправо.

ГЛАВА 22

Следователь, пожилой капитан, пришел ко мне в больницу еще раз.

— Может быть, сегодня вспомните, как все произошло, — сказал он.

Минут десять он пытался выудить из меня хоть какие-нибудь сведения, но это ему не удалось. Я упорно стоял на своем — ничего не помню.

— Неразумно, — сказал следователь.

Какое-то время он сидел молча, и я спросил Нину:

— Ты звонила в редакцию?

— Еще вчера.

— Так вы не будете ничего говорить? — спросил следователь.

— Я ничего не помню. Кроме перелома руки, у меня сотрясение мозга. Врач может подтвердить.

— Знаю, знаю. Те трое, с которыми вы были в машине, тоже в больнице. В другой. Тоже переломы, сотрясение. Тоже ничего не помнят. — Следователь встал. — Вас, случаем, не напугали?

— Я не из пугливых.

— Тогда тем более не понимаю вас. Молчание не всегда золото. До свидания.

Нина укоризненно смотрела на меня.

— Вышел из игры, умыл руки. Как еще говорят в таких случаях? Все! Хватит! Ты же сама настаивала, чтобы я не занимался расследованием.

— Настаивала. Но нельзя же из одной крайности бросаться в другую.

— Нельзя, согласен. Очевидно, я надорвался… Я хотел перевернуть мир. Это оказалось мне не под силу.

— Зачем переворачивать мир, Сережа? Мир прекрасен.

— Что же в нем прекрасного, если за справедливость дерешься насмерть, а правда все равно не торжествует?

— Ты озлоблен, Сережа, и в тебе говорит досада.

— Ничего подобного! Я и сейчас считаю, что оставаться в стороне — значит быть пособником зла. Всегда и везде я во все вмешивался, не задумываясь. Не мог иначе, потому что меня таким воспитала мать, школа, университет. Все на свете было моим делом. Но теперь, уволь, хватит на мою голову приключений. С какой стати я должен один воевать против целого мира преступников?

— Ты сейчас похож на уставшего от борьбы героя из романа.

— Я не герой, обыкновенный человек.

— Вот именно, Сережа. До сих пор ты вел себя как герой.

— Не понимаю, к чему ты клонишь.

— Я ни к чему не клоню. Я боюсь, Сережа, что ты…

— Говори.

— Что ты снова возьмешься за старое. Сейчас у тебя настроение такое — ни во что больше не вмешиваться.

— Я и не буду вмешиваться. У меня есть ты, у меня есть цель в жизни. Ничего мне больше не надо.

Нина с сомнением покачала головой.

— Не думаю, чтобы этого тебе хватило. Ты правильно сказал, что раньше вмешивался во все, не задумываясь. Ты и в дело Карло вмешался, потому что твое чувство справедливости возмутилось. Ты ведь не думал ни о последствиях, ни о том, что за этим стоит, ни о том, как бороться. Прости, но, в твоем поведении было что-то мальчишеское.

— Понимаю. Я был мальчиком, а стал мужем. Да, я стал опытнее и мудрее. Раньше я только чувствовал, теперь еще и знаю. — Я взял руку Нины в свою. — Но ты можешь не бояться. Хотя мое чувство справедливости возмущается и сейчас.

Она высвободила руку.

— К тебе пришли.

Я повернул голову и увидел Гарри с Леваном.

Меньше всего я ожидал увидеть Левана. Он снизошел до того, чтобы навестить меня, или причина его визита была иная?

— Юноша, что случилось? — спросил Гарри.

— Авария, — ответил я.

Он галантно поцеловал руку Нине и представил ей Левана.

— Банальная авария? — спросил Леван.

— Не совсем. — Мне не хотелось говорить о случившемся при Нине. Она поняла это и, взяв с тумбы графин, сказала:

— Принесу свежей воды.

— Шота? — спросил Леван, когда Нина ушла.

— Очевидно, — ответил я.

— Я же вам говорил, — сказал Леван Гарри и обратился ко мне: — Рассказывайте.

Мой короткий рассказ привел Левана в бешенство.

— Я это дело так не оставлю. — Он встал. — Идемте, Гарри.

— Не надо ничего делать, — сказал я.

— Это уже не зависит от ваших личных желаний. Идемте же, Гарри.

— Я хотел бы посидеть с юношей, — сказал Гарри.

— Вы мне нужны.

Левая решительно направился к выходу, забыв попрощаться. Гарри сокрушенно развел руками и пошел за ним.

Я ничего не мог понять. Движения души Левана были непостижимы для меня. Он же фактически отказался от моей статьи, потом от идеи покарать Шота… Может быть, я был несправедлив к нему, во мне казалось, что он разгневался поздно.

Пришла Нина и поставила графин на тумбу.

— Рассказал?

И напрасно, подумал я, кивнув.