– Так, – сказал Раменков. – Я. Ты прав, Новиков. Что же, пойдём к лошадям. Надо ехать да сообщать кому следует. Они… разберутся. Вроде бы должны разобраться. Во всём.
Выбравшись на трассу, он потрепал по холке измученную Ягодку и предложил спутнику:
– Ты вот что. Поезжай вперёд, – надо поскорее радировать о происшедшем. Чтобы приняли меры. Спеши, только коня не замордуй. А я потихоньку Ягодку поведу. Выходится ещё, как думаешь? – с надеждой спросил он, страстно желая, чтобы эту надежду поддержали.
Бухгалтер пожал плечами. Влезая в седло, сказал:
– Спеши не спеши, сутки уже прошли. За сутки, Степан Ильич, можно, знаешь, куда удрать? Где их теперь найдёшь? Да ведь…
– Поезжай, поезжай давай, – оборвал Раменков. – Найдут. Все дороги отсюда в одну сторону. Из тайги.
Бухгалтер тронул коня в рысь, но, скрывшись за поворотом, перевел на шаг.
– Спеши не спеши, – оборачиваясь, повторил он, словно начальник мог видеть или слышать его.
Новиков терпеть не мог ездить верхом, особенно рысью: и душу вытрясет, и неделю потом по-человечески ходить невозможно. Да ещё тот же Раменков будет смеяться. И он сказал в ту сторону, где остался Степан Ильич:
– Начудил, а другие – расхлёбывай. Ну, дела!..
Он не проехал еще и трети дороги, когда стал накрапывать дождь, – к счастью, лишь на подъезде к прииску ставший по-осеннему холодным ливнем.
Утром прибывший на вертолёте оперативник с собакой разочарованно почесал выскобленный до синевы подбородок и сказал следователю в штатском:
– Бесполезно, товарищ старший лейтенант! Не возьмёт Бурун след. Смыло. Куда к чёрту!
Начальник прииска Раменков на вопрос следователя, согласен ли он с общим мнением, что задумал кражу Подклёнов, ответил:
– Сомневаюсь.
– А какую версию можете предложить вы?
– Никакой.
– Странно, – удивился следователь. – Очень странно. У вас должны сложиться определенные суждения о ваших людях.
– Вот именно.
Бухгалтер Новиков объяснил раменковское поведение так:
– Трудно сознаваться в своих ошибках, знаете. Особенно, когда ошибки зависят от характера. Степан Ильич, по сути, безусловно хороший человек. Но как раз это и плохо, товарищ следователь. Хорошим следует быть осмотрительно. Ну, скажем, подобрал этого уголовника, можно сказать, из рук выкормил – и верно, парень три года держался. А почему срыв? Да потому, товарищ следователь, что соблазн. На тебе пистолет, на тебе кассира сопровождай! Вроде как нарочно подсовывают: бери! Ну, человек и не удержался – ведь уголовник же! Вот что следовало помнить начальнику. Конечно, и наша вина есть, что не напомнили ему. Так опять же – характер…
– А что вы можете сказать о Лезиной?
– Что я могу рассказать? В душу же не залезешь, товарищ лейтенант. Но, в общем, легкомысленна. Может, со склонностями даже. Так ведь не я сам выбираю сотрудников, присылает отдел кадров. Мое дело – бухгалтерия, учёт.
Протокол допроса он подписал охотно.
Сказал только:
– Подписать – это естественно.
Розыскная собака Бурун, как и предполагали, работать по следу отказалась. Впрочем, что могла сделать собака, если преступники располагали почти двумя сутками? Стоило ли искать их здесь, в окрестностях Площадки? Стоило ли задаваться вопросом, как они скрылись: лодкой, заранее припрятанной на берегу, попутным катером, которых немало проходит по реке, или старой охотничьей тропой? Надлежало искать там, где они находились теперь. Где, – было понятно: только не в тайге. Кого искать, – тоже никто не сомневался.
Возможно, впрочем, что сомневался всё-таки Степан Ильич Раменков.
Но, по заключению экспертов, извлеченная из черепа убитого коня пуля, при сличении с пулями, найденными в стойке навеса на берегу, где упражнялся в стрельбе Подклёнов, должна была положить конец даже сомнениям начальника.
Гнедка застрелили из раменковского «зауэра».
Часть 4. Без выстрела
Глава первая
В изложении Ивана Александровича Пряхина все эти события выглядели проще и яснее. Он пересказывал то, что услышал в милиции, а там в излишние подробности вдаваться не любят. Но факты, изложенные даже самым скупым языком, есть факты.
То ли закончив, то ли прервав рассказ, Иван Александрович остановился. Этим воспользовался Костя, чтобы сказать:
– Да, хорош мальчик. Ловок, скотина!..
– Знаешь, и она хороша. Кассирша, – брезгливо прибавил Семён, словно вступаясь за кого-то…
Люда Раменкова расцепила сомкнутые пальцы.
– Не мог, – вырвалось у неё. – Не мог он с ней…
Костя снисходительно усмехнулся, а Иван Александрович как-то безучастно согласился с Людой:
– Не мог. Лезину нашли позавчера. Случайно.
– И где же? Далеко? – оживился Костя.
– Нет, рядом. Труп был обернут подклёновским плащом и забросан валежником. Зверский удар в висок чем-то металлическим. Рукояткой пистолета, возможно. Эксперты обнаружили в ране следы оружейного масла.
Наступило долгое растерянное молчание.
– Ну, гад-дина… – выдавил, наконец, Семён, скрипнув зубами.
– Хоть бы уж из пистолета убил, зверюга, – начал Костя и сразу умолк, взглянув на девушку.