Без взаимности (ЛП)

Я беру в руки тонкую книгу. У нее белоснежные страницы со словами, напечатанными черным жирным шрифтом. Листаю ее, в то время как в наушниках играет Лана и Blue Jeans. Пальцами провожу по витиеватым буквам на обложке.

Томас Абрамс.

Томас, темный курильщик и голубоглазый профессор.

В этой части магазина почти никого нет. Кто-то толпится в отделе научной фантастики — он чуть левее отсюда и спрятан за большой приставной лестницей и боковыми кирпичными колоннами.

Зная, что меня никто не заметит, я подношу книгу к носу и вдыхаю запах новых плотных страниц. Сделав вдох поглубже, внезапно ощущаю теплый аромат дыма. От музыкального ритма в ушах и от разлившегося по позвоночнику жара едва не теряю равновесие. Зарождающийся стон удивляет меня саму, и я резко открываю глаза.

Вот он, стоит, словно порожденный моим собственным воображением.

Взгляд, преследовавший меня сегодня повсюду, медленно опускается к книге в руках, которая закрывает нижнюю часть моего лица. В животе, где-то в районе пупка, рождается ощущение, будто кто-то потянул за мое серебряное колечко. Покашляв, я опускаю книгу и снимаю наушники.

— Я люблю запах книг.

Не похоже, что он мне верит. Под его задумчивым взглядом я острее ощущаю все слои одежды, что сейчас на мне. Слишком много одежды. И слишком жарко.

Дрожащей рукой отложив книгу в сторону, я пожимаю плечами.

— Можете это озвучить.

— Что озвучить? — словно анализируя меня, профессор наклоняет голову в сторону.

Кара обычно делает то же самое. Пытается меня раскусить, что я не выношу. Но сейчас свои чувства я описала бы совсем другими словами. Это что-то другое. Это чувство более смелое. Захватывающее. Неизвестное.

— О чем думаете. Я по лицу вижу — вы думаете, что я сумасшедшая. Что я идиотка, нюхающая книги.

Я жду, что профессор Абрамс согласится со мной, скажет «Угадала, прикинь!» Но, полагаю, выразится не буквально такими словами.

— Это… впечатляет, — кивает он, и на его губах появляется полуулыбка. — Ты читаешь меня, как книгу — хотя я бы предпочел, чтобы ты меня не нюхала.

Я с удивлением смеюсь.

— А вы забавный.

— Есть такое, да. Один из моих талантов.

— Ага. А какие у вас еще таланты? Нет-нет, дайте угадаю — преподавать, да?

— Да. Я был рожден, чтобы учить других, — невозмутимо отвечает профессор. Если не брать во внимание морщинки у глаз, его лицо словно высечено из гладкого камня.

— А. Несбыточные мечты. Понятно. Вы безумно талантлив.

Он с силой сжимает красиво очерченную челюсть.

— Вы сейчас подвергаете сомнению мои преподавательские таланты, мисс Робинсон?

Низкий голос профессора произносит мое имя так, словно оно течет густым шоколадным соусом. Ощущение, будто под действием его голоса сквозь меня проносится мощный будоражащий гул. Как так получается, что мне жарко и бросает в дрожь в одно и то же мгновение? Как он вообще может влиять на все это?

— Нет, профессор Абрамс. Я бы не посмела. Вы меня, в общем-то, пугаете.

Это правда. Абсолютная и непреложная. Он пугает, потому что оказывает на меня странное влияние, непонятное и небывалое.

— Все правильно. Я пугаю. Не забывай об этом, — одобряюще замечает он и, уже повернувшись уйти, в последний момент поворачивается ко мне. — А ты знаешь, что нельзя нарушать порядок расстановки книг?

Я не сразу поняла его слова. Он имеет в виду сделанное мной вчера?

— Я не…

Профессор бросает на меня недоверчивый взгляд.

— Это было глупо, не говоря уже о том, что неэффективно. Поменяла местами G и F? Да всем плевать. Если действительно хочешь кого-нибудь напугать, перепутай книги авторов с фамилиями на A с теми, у кого они начинаются на S. Чем шире разброс, тем больше будет паники.

Я сглатываю.

— Хорошо.

— И никому не говори, что это я тебе посоветовал.

— Хорошо, — снова говорю я.

Он наклоняет голову и улыбается.

— Я не знала, что вы меня видели. Вчера.

До этого момента мне и в голову не приходило, что я хотела быть им замеченной. И вслед за сегодняшним прозрением в классе ко мне внезапно приходит еще одно: я не хочу быть для него невидимой. Только не для него.

Но почему? Сама не понимаю. Что это за безумие?

— Я же говорил. У меня много талантов. И один из них — распознавать сумасшедших.

Я ахаю, а он усмехается. Он назвал меня сумасшедшей. Терпеть это не могу, но когда профессор Абрамс уходит, я чувствую не гнев.

Это что-то еще. Что-то волшебное.

  

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Во всем, что касается искусства или литературы, я совершенно невежественная. И не понимаю, в чем привлекательность как первого, так и второго. Не понимаю, как какие-нибудь плавные линии на картине, бессмысленные слова в книге или осколок глиняной посуды могут вызывать у кого-то любовь и восторг.

Но я все равно не меньше сотни раз, начиная с понедельника, прочитала книгу стихов Томаса. На самом деле, она составляла мне компанию в бессонные ночи целую неделю. Напечатанные на бумаге слова словно проникли под кожу. Я чувствую их повсюду и все время, будто они мне давно знакомы. Они мои друзья. И я знаю, почему те слова именно такие.

Как будто я в курсе, о чем думал Томас, когда писал те строки.