Без жалости

И действительно, на этот раз Келли был в белой рубашке и синем костюме, который он называл про себя «костюмом ЦРУ». Розен впервые увидел на нем галстук.

— Не надо шутить, доктор, — улыбнулся Келли. — Иногда мне приходится так одеваться. У меня даже появилось что-то вроде работы.

— Что за работа?

— Я стал ну, скажем, консультантом, — небрежно махнул рукой Келли. — Не могу сказать каким, но на этой работе мне приходится выглядеть прилично.

— Ты себя хорошо чувствуешь?

— Да, сэр, весьма. Совершаю утром пробежки и все такое. А как у тебя дела?

— Без изменений. Больше занимаюсь бумагами, чем хирургическими операциями, но ведь на мне целое отделение. — Сэм положил ладонь на кипу папок на столе. Он чувствовал себя обеспокоенным этим светским разговором. Ему казалось, что его друг что-то скрывает. И хотя он понимал, что Келли чем-то занят, не зная точно чем именно, хирург находил в этом оправдание для своей совести. — Скажи, ты не мог бы оказать мне услугу?

— Конечно, доктор.

— У Сэнди сломалась машина. Я собирался отвезти ее домой, но у меня совещание, которое продлится до четырех часов. Ее смена кончается в три.

— Теперь она работает у вас только в дневную смену? — с улыбкой спросил Келли.

— Иногда, когда не ведет занятия.

— Если Сэнди не возражает, я готов помочь.

Ему пришлось ждать всего двадцать минут, которые он провел в кафетерии больницы, где решил немного перекусить. Сэнди О'Тул застала его там сразу после конца смены в три часа.

— Теперь больничная пища нравится тебе больше? — спросила она.

— Даже тут невозможно слишком уж испортить салат. — Келли, однако, так и не смог понять интереса больницы к желе. — Мне сказали, что у тебя сломалась машина.

Она кивнула, и Келли увидел, почему Розен перевел ее на менее напряженную работу. Сэнди выглядела очень усталой, кожа на лице казалась вялой и пожелтевшей, а под глазами были отекшие темные круги.

— Что-то со стартером — наверно, проводка. Сейчас она в ремонтной мастерской. Келли встал.

— Экипаж мадам подан, — провозгласил он. Эта шутка вызвала улыбку, но скорее вежливости, чем веселья;

— Я никогда не видела тебя так хорошо одетым, — сказала она по пути к площадке для стоянки автомобилей.

— Не стоит обращать на это внимания. Я все еще могу валяться в грязи не хуже других. — И снова его шутка повисла в воздухе.

— Я не это имела…

— Успокойтесь, мадам. У вас был тяжелый день в больнице, а чувство юмора у вашего шофера сильно хромает. Сэнди остановилась и повернулась к нему:

— Это не твоя вина, Джон. Просто плохая неделя. К нам привезли ребенка, пострадавшего во время автомобильной катастрофы. Доктор Розен сделал все, что мог, но травмы были слишком тяжелыми, и девочка умерла во время моей смены, позавчера. Иногда я ненавижу свою работу, — закончила она.

— Понимаю тебя. — Келли открыл дверцу и придержал ее, пока Сэнди садилась в машину. — Хочешь, я скажу тебе, в чем наша беда? Трудно найти себе пару, да и время нам выпало неудачное. Оно делает все бессмысленным.

— Милый взгляд на вещи. И ты так пытаешься подбодрить меня? — Тут, как ни странно, она улыбнулась, однако не такой улыбкой, на которую надеялся Келли.

— Мы все стараемся исправить что-то по мере сил, Сэнди. Ты воюешь со своими драконами, я — со своими, — не думая, ответил Келли.

— И много драконов тебе удалось прикончить?

— Да парочку насадил на копье, — механически произнес Келли, не сразу осознав, что говорит. Его удивило, как трудно стало следить за собой. Разговор с Сэнди располагал к откровенности.

— Потому и почувствовал себя лучше, Джон?

— Мой отец был пожарным. Он умер, когда я воевал там. Во время пожара. Горел жилой дом, он вошел в пылающее здание и нашел там двух детей, потерявших сознание от дыма. Отец вынес обоих из огня, но затем у него произошел сердечный приступ, и он тут же умер. Мне говорили, что он упал на землю уже мертвым. Это что-нибудь да значит, — ответил Келли, вспоминая, что сказал ему адмирал Максуэлл в санчасти авианосца «Китти Хоук»: смерть должна иметь какой-то смысл, подобно смерти твоего отца.

— Ведь тебе приходилось убивать людей? — спросила Сэнди.

— На войне это обычное явление, — согласился Келли.

— Что это значит? Что это значило для тебя?

— Если ты ждешь вразумительного ответа, у меня его нет. Но те, кого я убил, больше не смогут никому причинять боль. — «Нежный цветок» уж точно относился к этой категории. Майор и его подручные больше не станут мучить деревенских старейшин и их семьи. Возможно, кто-то другой взялся за эту работу, а может быть, и нет.

Сэнди смотрела на проносящиеся мимо машины, пока Келли вел свой автомобиль на север по Бродвею.

— А те, что убили Тома, тоже думали так, как ты?

— Может быть, и думали, но тут есть разница. — Келли едва не сказал, что никогда не видел, чтобы кто-нибудь из его людей убивал не на войне, но теперь он не мог говорить этого, верно?