Без жалости

— Пятьдесят на тридцать, — послышался голос медсестры-практикантки. — Пульс сто сорок, нитевидный.

— Придется как следует потрудиться, — заметил Розен. — Парень в глубоком шоке. Гм-м. — Он замолчал. — Пациент выглядит отлично, хорошая мускулатура. Нужно сделать новое переливание крови.

Установки для переливания крови начали действовать, едва Розен кончил давать указания. Сестры были блестяще подготовлены, и профессор одобрительно улыбнулся им.

— Как дела у вашего сына, Маргарет? — поинтересовался он у старшей сестры.

— В сентябре начинает занятия в Университете Карнеги, — ответила она, регулируя капельницу.

— А сейчас протрите-ка ему шею, Маргарет. Мне нужно взглянуть на раны.

— Сию минуту.

Сестра выбрала пару хирургических щипцов, взяла большой ватный тампон, окунула его в дистиллированную воду и осторожно протерла шею пациента, смывая кровь и обнажая раны. И тут же она увидела, что раны выглядят хуже, чем можно было ожидать. Пока Маргарет мягкими прикосновениями осушала тампоном израненную шею. Розен облачился в стерильную одежду. Когда профессор снова подошел к пациенту, Маргарет Уилсон поставила рядом стерилизатор с операционными инструментами и открыла крышку. Итон и Маркони издали наблюдали за происходящим.

— Молодец, Маргарет, — одобрительно заметил Розен, надевая очки. — А какую специальность он себе выбрал?

— Машиностроение.

— Отличная специальность. — Розен протянул руку. — Пинцет. — Сестра Уилсон вложила пинцет ему в руку. — Для хорошего молодого инженера всегда найдется работа.

Розен выбрал маленькую круглую рану на плече, вдали от жизненно важных центров. Осторожно, почти нежно — это было даже забавно: уж очень маленьким казался пинцет в его больших руках, — он погрузил инструмент в ранку и вытащил крошечный свинцовый шарик, который поднес к свету.

— Дробь седьмого номера, по-моему. Кто-то принял этого парня по ошибке за голубя. Это — хорошие новости, — произнес он, обращаясь к фельдшерам. Теперь, зная размер дроби и вероятную глубину ее проникновения. Розен склонился над шеей пациента. — Гм-м… а как с давлением сейчас?

— Секунду, — отозвалась медсестра у дальнего конца операционного стола. — Пятьдесят пять на сорок. Поднимается.

— Спасибо. — Розен все еще склонялся над пациентом. — Кто начал внутривенное вливание?

— Я, — ответил Итон.

— Молодец, пожарный. — Розен поднял голову и подмигнул. — Иногда мне кажется, что вы спасаете больше жизней, чем мы. Вот этого вы точно спасли, можно не сомневаться.

— Спасибо, доктор. — Итон не был знаком с хирургом, но, судя по этому замечанию, репутация доктора была заслуженной. Не каждый день фельдшер-пожарный слышит такую похвалу от профессора-нейрохирурга. — Как он справится — я имею в виду ранения шеи?

Розен снова склонился над пациентом.

— Как он реагирует, доктор? — спросил он у старшего врача-резидента, постоянно проживающего в больнице.

— Положительно. Хорошая реакция Бабинского. Никаких заметных указаний на периферийные повреждения, — ответил Северн. Все это походило на экзамен и заставляло нервничать молодого врача.

— Похоже, он пострадал меньше, чем кажется на первый взгляд, но приниматься за работу следует без промедления, пока дробинки не начали перемещаться. Двух часов хватит? — спросил он Северна. Розен знал, что резидент разбирается в ранениях лучше его.

— Скорее три.

— Тогда я пойду вздремну. — Розен взглянул на часы. — Примусь за него, ну скажем, в шесть.

— Вы хотите заняться им лично?

— Почему бы и нет? Я на месте. Операция не будет сложной, потребуется всего лишь некоторая осторожность. — Розен придерживался точки зрения, что он имеет право на несложную операцию, скажем, раз в месяц. Будучи профессором, он обычно проводил самые трудные операции.

— Не возражаю, сэр.

— У него были с собой документы?

— Нет, сэр, — ответил Маркони. — Скоро должна прибыть полиция.

— Отлично. — Розен встал и потянулся. — Знаете, Маргарет, люди вроде нас не должны работать в такое время суток.

— Мне нужно время от времени менять смену, — ответила Уилсон. Кроме того, она была старшей медсестрой в этой смене. — Интересно, что это такое? — спросила она через мгновение.

— Что именно? — Розен обошел вокруг стола на ее сторону, пока остальные занимались своей работой.

— Татуировка на руке, — ответила она. Маргарет Уилсон была весьма удивлена реакцией профессора Розена.

* * *

Переход от сна к бодрствованию обычно проходил для Келли легко, но не на этот раз. Его первой осознанной мыслью было удивление, но он не знал чему. Затем пришла боль, однако не сама по себе, а как отдаленное предупреждение о грядущей боли, причем отчаянной. Когда Келли понял, что может открыть глаза, он открыл их и увидел перед собой серый линолеум пола. Капли разбрызганной по нему жидкости отражали яркий свет ламп, сияющих сверху. Ему показалось, что тысячи игл пронзают ему глаза, и только после этого он понял, что настоящие болезненные иглы у него в руках.

Я — жив.

Почему это удивляет меня?