Без жалости

— Доброе утро, Иван, — прошептал про себя Келли. Ему даже не потребовалось бинокля. Рост офицера так выделял его среди остальных фигур на плацу — он был выше шести футов, — а его мундир был куда аккуратнее, чем форма северовьетнамских солдат. Приложив к глазам бинокль, Келли разглядел лицо русского офицера — бледное, с нездоровым румянцем, прищуренные глаза говорили о сосредоточенности на мыслях о предстоящем рабочем дне. Русский махнул рукой низкорослому солдату, что стоял у входа в офицерское общежитие. Ординарец, подумал Келли. Русский офицер явно любил знаки уважения и связывал их с предоставлением определённых удобств. Судя по крылышкам над карманом на левой стороне груди, это, несомненно, лётчик. И так много боевых наград. Неужели здесь только один русский? — подумал Келли. Только один русский помогает вьетнамцам пытать военнопленных? Как-то странно. Впрочем, это означало, что придётся убить только одного лишнего человека, и, несмотря на свой узкий политический кругозор, Келли понимал, что смерть русского офицера может привести к одним неприятностям. Он следил за тем, как русский шёл по плацу. И тут навстречу ему появился явно старший вьетнамский офицер, майор. И этот хромает, отметил Келли. Низенький майор приложил руку к фуражке, приветствуя высокого полковника.

* * *

— Доброе утро, товарищ полковник.

— Доброе утро, майор Вин. — Эти маленькие ублюдки даже не научились правильно салютовать. Может быть, он просто не хочет заставить себя относиться с должным уважением к старшему по званию. — Рацион для военнопленных?

— Они будут есть то, что получают, — ответил маленький майор на исковерканном русском языке.

— Послушайте, майор, очень важно, чтобы вы поняли меня, — произнёс Гришанов, делая шаг вперёд и глядя на вьетнамца сверху вниз. — Мне нужна информация, которой они располагают. Я не смогу получить её, если они будут слабыми и больными и не смогут говорить со мной.

— Товарищ, у нас не хватает пищи для собственного народа. Вы хотите, чтобы мы тратили продукты питания на убийц? — спокойно ответил вьетнамский офицер. В его голосе звучало одновременно презрение к этому иностранцу, и в то же время казалось, что он разговаривает с ним с уважением, что было немаловажно для его солдат, не понимающих, о чем идёт речь. В конце концов, солдаты считали, что русские — их верные союзники.

— У ваших людей нет того, в чем нуждается моя страна, майор. И если моя страна получит то, что ей нужно, то и ваша страна может получить побольше того, в чем она нуждается.

— У меня приказ. Если у вас есть трудности с допросом американцев, могу помочь. — Высокомерный пёс. Это можно было не произносить вслух, и майор Вин знал, как уколоть русского в самое чувствительное место.

— Спасибо, майор. В этом нет необходимости. — Гришанов приложил руку к фуражке ещё небрежнее майора, этого отвратительного маленького человечка. Чтоб ты сдох, подумал русский, направляясь к тюремному бараку. Его первая встреча сегодня утром была с американским морским лётчиком, готовым к тому, чтобы рассказать ему все.

* * *

Да, у них отношения достаточно неформальные, подумал Келли, наблюдая за офицерами с расстояния в несколько сотен ярдов. Похоже, эти двое не очень ладят друг с другом. Теперь его наблюдение за лагерем не было столь напряжённым. Больше всего Келли боялся, что охрана лагеря вышлет патрули, чтобы прочесать окружающие джунгли, как поступило бы регулярное подразделение во вражеской стране. Но вьетнамцы находились на своей территории, и охрана лагеря не была подразделением регулярной армии. Его следующее донесение, переданное на «Огден», гласило, что все развивается в ожидаемых пределах, никакой дополнительной опасности.

* * *

Сержант Питер Майер курил. Его отец относился к этому с неодобрением, но примирился с этой слабостью сына, требуя одного — чтобы он не курил в доме. И сейчас они сидели после воскресного ужина на заднем крыльце пасторского дома.

— Значит, это Дорис Браун? — спросил Питер. В свои двадцать шесть лет он был одним из самых молодых сержантов полицейского департамента и, подобно большинству современных полицейских, ветераном войны во Вьетнаме, ему оставалось шесть зачётных часов до получения диплома вечерней школы, и он подумывал о поступлении в академию ФБР. Соседи уже знали о возвращении девушки, исчезнувшей несколько лет назад. — Я помню её. В прошлом у неё была любопытная репутация.

— Питер, ты ведь знаешь, что я не могу говорить об этом. Пасторская клятва, понимаешь. Я посоветую девушке поговорить с тобой, когда наступит время, но...

— Папа, я знаком с тайной исповеди. Но ты должен понять, что речь идёт о двух убийствах. Два человека убиты, да ещё торговля наркотиками. — Он бросил окурок сигареты «Салем» в траву. — Это очень серьёзное дело, папа.

— Даже хуже, чем ты думаешь, — еле слышно вздохнул отец. — Они не просто убили этих девушек. Их подвергли пыткам, сексуальным извращениям. Все это просто ужасно. Спасшаяся девушка проходит сейчас курс лечения у психиатра. Я знаю, что должен предпринять что-то, но не могу...