— Вот видите, значит, это возможно! Пусть и не гений, пусть... — вскричал обрадованный аспирант и тут же достал блокнот, куда, вероятно, занес имя Кобылина — в свой «черный список». — Я уже утомил своими рассказами... Хотел бы вас просить прочитать мою работу, когда она будет напечатана.
Я согласился с радостью и дал свой домашний адрес. Понял, что уходить ему не хотелось.
— Вы удивительно похожи на Буонаротти. Вы должны сыграть его...
— А сколько ему было, когда он умер?
— Восемьдесят девять...
— Еще можно успеть, вы правы...
— Но, главное, вам подходит этот многосложный тип. К своему величию — через борьбу, через тернии. Прогрызая мрамор...
— Но ведь рядом всегда есть и антипод — так устроена природа. Тот, кому все дается легко, баловень судьбы, если хотите...
— Конечно, это — Рафаэль!
— Ну, и кого бы вы на его роль?
— Смоктуновского, наверное... Вас это не обидит?
— Что вы, очень почетно... Но все-таки подумайте, я не способен неделями не снимать сапоги, не способен засыпать на подмостьях... Да и до восьмидесяти девяти не доживу...
Мы попрощались. Достав из кармана карту, я направился к Вилле Боргезе, к тем пиниям, которые себе облюбовал.
Я оказался в Риме по приглашению итальянского режиссера Бенедетты Сфорца. И фильм итальянский[ 102 ]
. Но играть буду не итальянца, а чеха — это как водится.В сценарии затронута тема вторжения наших войск в
Прагу. На этом фоне разворачивается история про актера. Месяц вела переговоры компания «АСКИ», просила за меня большие-большие деньги, наконец что-то выпросила. И вот...
И вот сижу я на пьяцца дель Пополо, под синим навесом, — здесь, говорят, до сих пор бывает Феллини. Да что Феллини! Тут где-то рядом была любимая траттория Гоголя. Он, как известно, любил хорошо покушать. В Италии его аппетит вырастал до размеров Петра Петровича Петуха. Покушает плотно, вытрет рот салфеткой, пощупает животик — есть ли еще место? — а тут посетитель новый в тратторию входит. И Гоголь снова что-нибудь себе заказывает — не вырвать его было оттуда, только силой.
Я уже провел первые переговоры. Деньги просят немного скостить, но во всем остальном согласны. Признались, что есть трудности с третьим спонсором. Как бы ни сложилось дальше — я в Риме! Это, как и для Гоголя, самый сильный толчок от жизни. Зачем еще жить, если не бывать здесь, не обнимать эти камни?
На виа Аппиа видел часовню. Ее построили на том месте, где апостолу Петру явился Христос. Остался след от его ступни, когда он остановился, чтобы задать Петру известный вопрос: «Куда идешь?» Удивительно, всему этому здесь веришь, сомнений в существовании этих фигур не возникает. Тот Рим — апофеоз человека, его не озверевшего нутра. На эти колонны облокачивались Цицерон, Овидий, Петроний — чтобы «вычерпать душу медью». Ах, это Аристотель так выразился, а Аристотель был грек, а мы толкуем о Риме. Но не все ли равно? Я ведь не об этих семи холмах, а вообще о свободе, которая потом была только у Пушкина. Пользуясь ею, те оракулы изрекли наперед нас все самые главные мысли.
После расцвета империи у них начался упадок — «ели что придется, напивались гадко». И покатилось все к нам. С самого высокого холма.
В сопровождении своего нового продюсера зашел в магазин, в котором торгуют машинами. Окрыленный, позвонил Алене и все ей выложил в красках: «Я уже сидел в нем! В «мерседесе»! Выбрал очень красивый, грязно-голубого цвета...» Алена из Москвы смеется: «Погоди радоваться... не с нашим счастьем...»
Так получилось, что сезон во МХАТе открывался «Серебряной свадьбой» 1 октября. И премьеру «Павла» назначили на это же число. По недомыслию или чьему-то умыслу — что теперь разбираться... Евстигнеев заболел, и мне позвонили оттуда: ваш отпуск закончен, теперь вы должны... «Глупо уходить за месяц до юбилея, — стали советовать добрые люди. — Погоди, остынь... Перенеси премьеру на один день...» Наверное, кто-то другой так бы и поступил. Мне еще раз позвонили и передали мнение Ефремова: «Борисов заболел звездной болезнью... От Коли-Володи отбрыкивался, Шарон его не устраивает... В конце концов, репертуар есть. Пусть выбирает!» Теперь я знаю, что и он сделал выбор — со мной это случилось уже год назад.
Часто бывает, что по случаю юбилея начинают вовсю чествовать, должное воздавать. Но мое мнение: воздавать нужно вовремя, а не по принципу: дожил — тогда получай. Я всегда противился этому. Если уж отмечать, то хорошей работой. Вот мне 60 и у меня спектакль новенький! Я знал — без словословий не обойдутся, но главное, что работа сделана и теперь не стыдно.