Безалаберные мальчишки, непутёвые девчонки (СИ)

— С помощью честолюбия и презрения. Я решил, что я лучше других. А значит, заслуживаю выглядеть лучше, получать лучшие баллы и лучшую работу. Ты, конечно, можешь возразить, что у меня есть отец со своей конторой. Но поверь, любой другой удачливый придурок на моём месте расслабился бы и просто позволил себе плыть по течению, надеясь, что за него всё порулят другие. Как, например, и сделал Кайло. Ведь его мать — не последний человек в универе. Я, кстати, со временем добился того, чтобы он избавил меня от прозвища.

— Я никого не буду презирать.

— Да ради бога! Найди себе собственную мотивацию. Ты вроде неглупый человек с целой кучей увлечений, неужели не видишь, что это здорово?

Тёплое чувство разливается в груди, глаза начинает щипать, но Роуз сдерживает дурацкие слёзы. А то будет выглядеть, словно ей впервые сказали добрые слова. Да так оно, в общем-то, и есть.

— Хватит прятаться за этим скучным фасадом и делать вещи для галочки, только потому что делают другие. Нет парня, потому что ещё не встретила такого же, как ты? Не хочешь ходить в театр, потому что это скучно? Ну так плюнь. Делай то, что тебе нравится.

Роуз опускает глаза в пол, закусывает губы. Его слова настолько резонируют с ней, что и приятно, и стыдно. Приятно, что он настолько понимает её. Стыдно — ведь они оба вроде взрослые и его роль наставника её смущает.

— Ага, — говорит она своим пушистым носкам.

Хакс вздыхает и не спеша проходит мимо неё ко входной двери. Она разворачивается вполоборота.

— Я тебе напишу? — доносится от порога.

Роуз поднимает взгляд. Хакс слегка хмурится, но впервые его глаза перестают источать холодность. Хотя и до теплоты там далеко.

— А ты попробуй, — улыбка невольно появляется на её лице.

Хакс ухмыляется в ответ и уходит, и волна тепла окончательно захлёстывает Роуз.

***

Учиться с ноющим сердцем невозможно. Рей думала, что Кайло мешает её учёбе, но оказалось, что его присутствие в её жизни не идёт ни в какое сравнение с его отсутствием. Нельзя думать ни о чём, кроме того, как с ним было хорошо.

Целоваться с ним было хорошо. Гулять с ним было хорошо. Шутить с ним было чудесно. Ощущать ежесекундно его опаляющее желание было просто волшебно, сказочно, невероятно.

Она тоскует, она злится, она изводится от желания, вспоминая все те драгоценные моменты с ним. И во всём этом: учёбе, оценках, заслугах, похвале нет никакого смысла, если Кайло не с ней.

Но, видимо, она его навсегда потеряла.

Рей собирает остатки гордости, чтобы не бежать к нему на квартиру и не умолять передумать.

На фоне этой ужасной хандры и апатии в голове бьётся ещё одна мысль: должна ли она поговорить с Палпатином?

И если поначалу ей не хотелось иметь с ним ничего общего, то на фоне одиночества Рей всё чаще раздумывает о том, что, должно быть, он тоже очень одинокий человек. Может быть, ему нужно, чтобы кто-то заглядывал к нему на чай в выходные и ел его ужасно древние сладости. И было бы интересно хоть что-то узнать о своей семье. Увидеть фотографии, послушать, как он жил. И возможно, возможно… — тут её сердце начинает биться особенно нервно — она что-то услышит о родителях. Она не стала бы искать с ними встречи, раз уж они не захотели воспитывать её, знать её. Но ей так хочется узнать, кто же она и откуда. Что делает её ею.

Это хоть как-то заставляет отвлечься от Кайло. Неубедительно, неверно, но всё же Рей начинает размышлять в этом направлении, приглушая сердечную боль до приемлемой для сносного, хоть и безрадостного существования.

После пар она без былого энтузиазма плетётся на кафедру к Лее. Она кое-как поработала по своей теме, кой-чего написала, но это, пожалуй, вообще пустое. Может быть, Лея сейчас ей скажет, что она лодырь и халтурщица, и откажет в милости быть своей протеже.

А Рей и этому будет рада.

Она стучится на кафедру и после краткого «Войдите» заходит внутрь, понурив голову. А когда поднимает…

Перед ней стоит Кайло.

По сути, он стоит не перед ней, а перед столом матери — на некотором расстоянии, но он оборачивается на дверь, и, ступив внутрь, она тут же оказывается перед ним, всего в паре шагов.

Верхняя одежда его скинута на стул, на нём только чёрный свитер с достаточно свободным воротом, руки сунуты в карманы тёмных джинсов. Кайло приоткрывает рот, тут же окидывает её взглядом: всю, от пяток до макушки, и выдыхает сиплое «Привет».

— Привет, — робко отвечает она и только потом замечает саму Лею, потерявшуюся где-то за фигурой сына, но выглядывающую настолько, насколько ей позволяет сидячее положение.

— А, Рей, — произносит она немного резко, но всё же приветливо.

Рей чувствует, что ворвалась в разгар напряжённого разговора. А значит, ей следует подсунуть Лее свои наработки и исчезнуть, чтобы они могли продолжить спор или выяснение отношений. Но Кайло тут, и она вновь смотрит лишь на него, а он — на неё. Его грудь начинает вздыматься чаще.

— Рей, пожалуйста, — терпеливо просит Лея. — Дай нам десять минут.

— Мам, — бросает Кайло с досадой.

— Ты сам пришёл поговорить. Так может, закончишь мысль? Рей никуда не денется.