– Это в каком же – нормальном? Капиталистическом, что ли? – произнес с иронией командир, но при этом даже не улыбнулся и руки со штурвала не убрал.
– В нормальном человеческом обществе! – с этими словами Толя включил двигатели на быстрое торможение.
– Товарищ Костров, немедленно прекратите! Это – приказ! Иначе я вынужден буду применить по отношению к Вам огнестрельное оружие за неподчинение приказу вышестоящего руководителя! Или Вы наивно предполагаете, что второй пилот Огнев хуже Вас справится с пилотированием? – заявил командир, перейдя на официальный тон и схватившись за пистолет. – Пойдете, Костров, под трибунал! Считаю до трех: раз, два, три…
Первый пилот решил не искушать судьбу и быстро отжал тумблер включения двигателей экстренного торможения. Впрочем, Огнев, не принимавший участия в полемике, со своего пульта успел своевременно заблокировать все возможные действия Кострова, и никакого торможения не произошло.
– Так-то лучше, – уже спокойнее отметил Путилин, когда Толя выполнил это категорическое распоряжение, и продолжил:
– Нет, дорогие товарищи хорошие, так, как вам хочется, дело никак не пойдет. Экстренное торможение не сократит время возвращения домой ни на минуту. Напротив, «тише едешь – дальше будешь» от того места, к которому едешь… В любом варианте – для возвращения домой нам предстоит произвести гравитационный маневр около Тау Кита. И лишь после этого маневра придется лететь домой в течение заранее известного срока – стандартных 17 лет. Неужели вы надеетесь что-то изменить? Во-первых, с такой программой, какую Вы сейчас мне представили, вы вообще не доживете до возвращения. Вы даже до завтрашнего дня не доживете… А во-вторых, как вы представляете себе невыполнение задания партии и правительства, не говоря уже о нашей любимой социалистической Родине?
– Родину вспомнил… – констатировал Петр.
– Да, вспомнил! Я о ней всегда думаю и надеюсь вернуться домой, к семье и детям, – признался Путилин.
– Ко времени возвращения у тебя, дорогой наш, должны быть внуки и правнуки… – отметил Феликс.
– Да, я еще и праправнуков застать хочу – увидеть хотя бы одним глазом, как они выглядят, молодые строители коммунизма во всей вселенной. И что я им тогда скажу, если мы сейчас повернем назад? Что какие-то типы помешали их деду добраться до звезд, когда мы уже в двух шагах от них? Нет уж, простите, не уважаемые мною бунтари! Я хочу долететь до Веги и Ялмеза!
К этому моменту в командирской рубке стояли уже не только Петр и Феликс, но также Павел, оба Дмитрия, Миша «Толстый», Самвел, Мирослав, Лайош, Вася и Гена.
– Ну, что дальше делать будем? Послушаемся командира и полетим основывать еще одну республику на планете Ялмез? – спросил Павел.
– Полетим! Но строить там такой жуткий тотальный коммунизм, как в нашем Союзе – не будем! – ответил Миша «Толстый».
– Придется, видимо, разбираться на месте. А если эти, во главе с Василием Ивановичем и товарищем Алешиным, захотят отстрелить наш жилой блок «Бэ» прямо сейчас? – предположил Петр.
– Не посмеют! Не станут же они основывать колонию без поселенцев. А нас, недовольных – почти половина! – прихвастнул Дмитрий-младший.
– Почти половина космонавтов, недовольных советской властью? – изумился командир. – Очень любопытно, куда же глядел КГБ, когда отбирал вас в этот исторический полет?
– А мы тщательно скрывали свои убеждения! – отметил Петр.
– От детектора лжи невозможно скрыть враждебные мысли! – убежденно парировал Владимир Владимирович.
– Можно, если очень захотеть! – продолжил Петр. – Да и ты, командир, скрываешь свои настоящие мысли, причем делаешь это до сих пор!
– Какие это еще настоящие мысли? Я не диссидент какой-нибудь, я – честный советский человек! – заявил Путилин, адресуя эту фразу Савину, Кострову и Огневу, а не ворвавшимся в рубку диссидентам.
– А мы здесь кто – враги или нечестные люди, а? – отметил Петр. – Поверь, командир, тебе совсем не по пути с парторгом и куратором, а также с той горсткой идиотов, которые всем довольны!
Первый пилот посмотрел на командира с вызовом: «А что, Владимир Владимирович, разве эти бунтовщики не правы? Доколе можно это терпеть – партийных бонз, систему спецпайков, разнарядку государственных наград!? Я перехожу на сторону этих!»
– Струсил, да? – спросил Путилин.
– Нет, не струсил! Считаю, что они правы, а Мудилов и Алешин – нет! – вызывающе ответил Толя.
– А почему они правы? Потому что их много? К новому большевизму в виде власти толпы скатываешься, Толя!? – философски констатировал Путилин. – Так это уже не демократия, а охлократия, друг мой сердешный!
– Нет, это совсем другое! Мы наш, мы новый мир построим! И в нем все будут равны! – вмешался Петр.
– Англичане любят поговаривать, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Вы, может быть, в самых лучших побуждениях начнете с идеи равенства, а потом все продолжится точно так же, как и прежде: у вас появится новая элита, возникнет новая идеология, которая будет оправдывать тех, кто равнее других. Читал об этом когда-то в самиздатовских книжках Хаксли и Оруэлла, – признался Путилин.