Безбашенный игумен

И задаю себе я снова

Животрепещущий вопрос:

Готов ли за свободу слова

Ты к полной гибели всерьез?

Хотя бы даже и частичной,

Что не намного здоровей,

Зато твоей, сугубо личной,

Одной-единственной твоей.

Тебе оно, подумай, надо —

На предпоследнем склоне лет

Лезть, как Гаврош, на баррикаду

В борьбе за вольный Интернет?

Готов на форуме рубаху

Под ником сколь угодно рвать,

Но не готов я лечь на плаху,

Ведь это все же не кровать.

На ней мне неуютно как-то

И некомфортно как-то мне.

Для героического акта,

Боюсь, созрел я не вполне.

Он благороден, но бесплоден,

А я, как истый демократ,

Внутри себя и так свободен,

И это мне важней стократ.

Чтоб чувство ощутить свободы,

Мне каждый раз после еды

Двух с половиной ложек соды

Хватает на стакан воды.

«Поэт, как скотина последняя, пьет…»

Поэт, как скотина последняя, пьет,

Забывши про совесть и честь,

По рылу жену безответную бьет,

И баб у поэта не счесть.

Поэт не всегда возвращает долги,

А чаще всего – никогда,

Но тронуть его все равно не моги,

Питомца Господня гнезда.

Ведь он с мирозданьем при этом на ты,

Печатью провидца клеймен,

И мысленным взором пронзает пласты

Туманных грядущих времен.

В заношенной майке, в дырявых штанах,

О мыле забывший давно,

И что прозревает он в тех временах,

То смертным понять не дано.

И нам, если честно, давно уже пох,

Довольным убогой судьбой,

Чего он нароет там в толще эпох,

Спускаясь в свой черный забой,

На ощупь пером по бумаге водя,

Уснуть не давая уму.

А если с цепи вдруг сорвется бадья —

Туда и дорога ему.

«Страна моя огнем горит…»

Страна моя огнем горит,

Отечество в дыму.

О чем же это говорит

Пытливому уму?

О том, что оставаться в нем,

Как верные сыны,

Хотя горит оно огнем,

Мы все равно должны.

И мы отсюда ни ногой

И ни рукою тож,

Не нужен берег нам другой,

Сколь он ни будь хорош.

А этот, сколь ни будь он плох,

Но все равно он наш,

Не зря его отметил Бог

И взял на карандаш.

Вот он сидит на облаках

C тупым карандашом,

В немодных старческих очках,

В сомнении большом.

В неподходящий, видно, час,

В неправильный момент

Решил поставить он на нас

На всех эксперимент.

А то, что тот не удался,

Хотя был прост на вид,

В том наша уникальность вся,

Боюсь, и состоит.

«Неправо о вещах те думают…»

По словам первого вице-премьера Игоря Шувалова, времена, когда Москва варилась в собственном соку, закончились. Основные стратегические решения касательно московской будущности будут приниматься на федеральном уровне.