Я бежал в кромешной тьме. Ни луны. Ни звезд. Ни уличных фонарей. Ни одно окно не светилось.
Черные деревья безмолвно раскачивались на фоне пепельного неба.
Никаких признаков жизни. Не проехала ни одна машина. Не прошло ни одного человека.
Я пересек улицу и продолжал бежать. Я понятия не имел, куда направляюсь. Я должен был как можно дальше уйти от этого дома и от этих страшных детей.
Я бежал, пока острая боль в боку не вынудила меня перейти на трусцу.
Дома закончились, и я вдруг обнаружил, что бегу между двух заросших деревьями участков.
Когда я свернул за поворот дороги, бледный свет омыл землю, асфальт и меня.
Я поднял голову и увидел, что луна выкатилась из-за туч. Лунный свет посеребрил деревья, отчего они стали похожи на силуэты призраков.
Мои кроссовки стучали по асфальту. Я тяжело дышал, сердце колотилось, в боку поселилась ноющая боль.
Куда все подевались?
Как так вышло, что в ночь Хэллоуина я оказался на улицах совершенно один?
Я остановился, заметив какое-то движение в траве на пустыре. Сощурился, пытаясь разглядеть получше.
Собака? Вставший столбиком кролик?
Я приблизился на один шаг.
Что-то поднималось из травы, очень медленно, покачиваясь, словно маленькое деревце, и тянулось, тянулось к темному небу…
— О, нет! — простонал я. — О не-е-е-ет!
17
Человеческая рука.
Я судорожно сглотнул, не веря своим глазам. А из-под земли уже высунулась вторая рука и задергалась, стряхивая комья земли.
Обе руки потянулись вверх, хватая воздух, сжимая и разжимая пальцы.
Молча взирал я на эту картину, озаренную жутким бледным сиянием луны. И увидел другие руки, пробивающиеся из-под земли.
Они стряхивали грязь и тянулись вверх. Поднимались над травой. Сжимались в кулаки и тут же разжимались снова. Пальцы крючились, словно кого-то хватая.
Уже дюжина рук поднялась из земли. Потом еще дюжина; в лунном свете они переливались зеленым и желтым.
Руки все поднимались и поднимались. И хватали, хватали воздух. Раздвигали землю, и тянулись… тянулись…
А потом показались головы. Человеческие головы. Волосы заляпаны грязью. Истлевшая кожа свисает с черепов.
Голова за головой поднимались они из земли.
Они смотрели на меня молящими глазами, эти изуродованные лица, разинувшие рты, будто в страдальческом вопле.
И они потянулись ко мне — все как один — вытягивая себя из-под земли, пальцы сжимались и разжимались, а глаза, эти запавшие в глазницы глаза, молили, молили…
Как такое возможно? Как могут мертвецы вставать из земли?
От чего они умерли? Что здесь происходит?
Я зажмурился. Заставил себя отвернуться от этого безобразного, пугающего зрелища.
А потом бросился бежать, хотя ноги поначалу подкашивались. Бежал изо всех сил, пригнувшись и вытянув руки вперед.
Ноги все еще плохо меня слушались. Горло стянуло так, что я едва хрипел. Но я бежал, бежал сломя голову, бежал, не снижая скорости. Бежал по тропе, петляющей среди деревьев.
И остановился, вскрикнув, когда деревья окончились.
Когда земля окончилась.
И я уставился в пропасть. Расщелину. Трещину в земле.
Провал?
Да!
Я все-таки его нашел. Я вернулся к нему.
Воронов провал простирался передо мною во мраке.
— О, слава тебе, Господи! — выдохнул я.
Я наклонился вперед, упершись руками в колени. И терпеливо ждал, когда дыхание восстановится. Ждал, когда прекратится головокружение, когда кровь перестанет стучать в висках.
Так я простоял минуту, может быть, две. Задыхаясь… задыхаясь… и не сводя глаз с провала.
Раз я уже перепрыгнул, убеждал я себя. Смогу и второй.
И тогда я окажусь дома. Тогда я буду далеко от этого пустынного, страшного места.
Почувствовав себя, наконец, более-менее нормально, я разогнулся. И шагнул к краю провала.
— Нет проблем, — пробормотал я. — Это мне раз плюнуть.
Я перевел взгляд с крутого обрыва на темные камни внизу.
И вскрикнул, увидев тело. Мальчика, распростершегося на дне. Он лежал на животе, раскинув руки и ноги, словно хотел обнять эти острые камни.
Кэл?
Кэл?!
Задрожав всем телом, я упал на колени. Перегнулся через край пропасти, чтобы разглядеть получше.
Кэл?
Кэл, должно быть, вырвался из дома мистера Бенсона и последовал за мной. Наверное, он тоже пытался перескочить на другую сторону.
И промахнулся. Промахнулся.
И теперь мой друг — мой лучший друг — лежит там, разбившийся, неподвижный и бездыханный.
— Кэл? — позвал я сиплым, дрожащим голосом. — Кэл? Ты живой? Ты меня слышишь?
Нет.
— Кэл? Ты можешь двигаться? Ты мо…
Эге.
Постойте-ка.
Вцепившись руками в землю, я еще дальше перегнулся через край провала. И наклонялся, пока чуть не кувыркнулся вниз.
Кэл?
Нет.
Не Кэл.
Сильно прищурившись, склонившись над пропастью, насколько позволяла осторожность, я увидел, что отнюдь не Кэл растянулся на камнях внизу.
Не Кэл. Не Кэл. Не Кэл.
Это был я.
18
— Ах-х-х-х-х-ххххххх!