Безбашенный (СИ)

Мы с Полинкой впадаем в одновременный ступор, — вот уж такого точно никто не ожидал! Но, видимо, у некоторых нет совершенно никаких планок! И наглость их просто безгранична! Не знаю, как насчет маникюрных ножниц, но вот перца с горчицей я бы ей точно подсыпала! Прямо в нижнее белье, чтобы еще месяц после этого сесть не смогла! Хотя… Это, между прочим, идея! Надо будет узнать, когда у них спорт и зайти в раздевалку! С бельем, конечно, не повезет, но на одежду насыпать можно! Пусть потом у нее все тело волдырями покроется!

А вот когда оказывается, что она понятия не имеет о том, какие там комики выступать будут, я замираю, а у Польки, похоже, начинается просто истерика.

— Ты зачем ее туда отправила? — шиплю, когда мы остаемся вдвоем, сворачивая за угол.

— Знаешь, Лера, — пожимает, как ни в чем ни бывало, плечами Полли, — я решила, что это — судьба…

Смотрю на подругу, и просто не знаю, — смеяться или плакать.

Хотя, наверное, она все же права и все сделала так, как и надо было. Но…

— Полли, — начинаю, но меня уже обнимают крепкие руки любимого, — кажется, врезаться в него у меня стало уже вечной привычной, еще с самого начала наших отношений.

— Снова опаздываешь, — шепчет Слава мне в висок, обхватывая живот и зарываясь в волосы. — Люблю вас.

И, конечно, я теряю нить разговора, а вскоре и вовсе забываю обо всем на свете.

Вот такой он, мой муж.

Только голову с ним и терять. Ох. А что будет, когда еще и маленький появится? Совсем без головы останусь!

Мира.

После ярко освещенных коридоров эта полутемная подсобка кажется совсем утопающей в непроглядной тьме.

По крайней мере, я так совсем ничего не вижу вначале, и даже на миг чувствую, как кружиться голова, — приходится опереться спиной о дверь, в которую вошла, и тут же раздается еле слышный щелчок, — черт, я, кажется, ее захлопнула! Ну, ничего, нужно только проморгаться и, когда смогу нормально видеть, буду с этим разбираться. Надеюсь, что эти девушки все-таки не мажорки, решившие меня где-то запереть, как я было и подумала поначалу.

Но…

Черт!

Стоит мне чуть привыкнуть к темноте, как понимаю, — легче мне от этого не стало, — вот ни на капельку! Да уж лучше бы в самом деле меня заперли в какой-нибудь каморке!

Снова плывет голова, потому что — нет, этот запах, который мне чудится везде с тех пор, как наткнулась на Антона — мне не мерещиться! И его я ни с чем не спутаю, он въелся не только в мою собственную кожу, но и глубоко вовнутрь!

В маленькой комнатушке начинает резко вдруг не хватать воздуха — вернее, он улетучивается, испаряется с какой-то просто безумной скоростью!

Тогда как лицо, склоненное над столом, которое я вижу в профиль, высокая крепкая фигура разрастаются, кажется, до совсем запредельных объемов!

И я — не могу дышать.

Не могу даже пошевелиться, чтобы сбежать отсюда!

Ничего я не могу, кроме того, что бы вот только стоять и смотреть на него.

Вбирать все, что вижу, — вбирать в себя до капли.

Изогнутый уголок рта. Сосредоточенную складочку на лбу. То, как дергается ямочка у него на подбородке, когда он прикусывает карандаш. Сильные руки с оплетенными венами. И запах. Запах, от которого кружится голова и подгибаются ноги. И все пространство вокруг становится наэлектризованным до невозможности!

Глава 26

— Лен? — тихо произносит Антон, не отрывая глаз от стола с какими-то набросками. — Тут подправить еще кое-что надо, — ничего, пока студенты поют и развлекаются, как раз успею. Хорошо мы это придумали — пусть каждый тоже почувствует себя звездой, попоет, покажет, на что способен. Ты кофе принесла? Лен?

Как он услышал, — не понимаю. Я ведь даже не дышу, — не могу, не способна, забыла, как это делать! Разве что удары сердца глухо раздавались в тишине, пока он не заговорил. И, кажется, были такими громкими, что перестучали даже музыку и песни, что доносятся из зала.

— Лен? — как в замедленной съемке смотрю, как подымается вверх его бровь, — медленно, безумно медленно, как он приподымается, разворачивается ко мне… Боже, какой же он красивый, — просто идеальный!

И… Так же замирает, как и я с чуть приоткрытыми губами.

И я — ничего не могу сказать, не могу по-прежнему ни вдохнуть, ни пошевелиться.

Только сжимаю руками сумочку, вот просто впиваюсь в нее пальцами, наблюдая в его глазах такой сумасшедший калейдоскоп — удивления. Неверия, любви, восторга, боли, глядя на то, как его рот сначала дергается в улыбку, а после болезненно кривится…

И меня захлестывает, — окончательно, бесповоротно, насквозь прошибает.

Потому что внутри у меня, — все то же самое и с такой же силой.

Так и стоит, — минуту? Час? Весь вечер?

Замерев, — и только стук уже двух сердец звучит так громко, что, кажется, разорвет сейчас барабанные перепонки.

Зато сколько всего там, в глазах…

Черт! Мне бы развернуться и бежать, — но не могу… Будто приросла я к этому полу!

— Мира, — Антон отмирает первым, делая шаг вперед, а я даже глаза закрываю, утопая в его хриплом голосе.