Безбилетный пассажир

— Подходит. А можно кое-где подкрасить в ржавый цвет? — спросил Борисов. (Хотя на «Витязе» ржавчины и так хватало.) Мы гуашью.

— Ну, если гуашью… Только потом сами смывать будете. Такой вопрос: у вас там на «Мосфильме» исторические картины снимаются. Нельзя ли как-нибудь приобрести серебряные шпоры? Дамские. Я заплачу, сколько надо.

Я пожал плечами.

— Не знаю, я не видел таких.

— Спросим, товарищ капитан, — пообещал Борисов. — Скажите, а вон ту мачту нельзя положить? Мы потом ее на место поставим.

— Нет, это нельзя. Антенну могу убрать, прожектора, колокол… А мачту — нет.

— Колокол оставьте, — сказал Борисов.

Когда ехали обратно, мы поинтересовались у адъютанта, зачем капитану шпоры.

— А кто его знает. Может, он их к стенке в кают-компании прибьет и объявит, что это шпоры Надежды Крупской.

Судно задекорировали.

Между прочим. Пока красили «Витязь», матросы на леску с наживкой случайно поймали чайку. Сделали ей отметку краской и отпустили. Чайка полетела и тут же её окружили другие чайки и стали яростно клевать. Через несколько минут окровавленный белый комок упал на воду. Оказалось, что чайки, как и люди, не любят тех, кто выделяется. (С тех пор эмблема Чайки на занавеси театра МХАТ не вызывает у меня восторга.)

Когда получили прогноз, что в Баренцевом ожидается шторм, выделенный нам военный спасатель СБ-5 взял «Витязь» на буксир и по Кольскому заливу провел в Баренцево море.

Недалеко от острова Кильдин мы бросили якорь и стали ждать. Но шторма все не было. Ждали двое суток. Потом капитан спасателя сказал, что прогноз изменился, шторм будет только через три дня, и предложил вернуться в город. Мы с Конецким перешли на борт «Витязя», а все остальные ушли в Мурманск.

Вечером, до ужина, капитан позвал нас к себе. Поставил на стол три граненых стакана, банку с лимонной кислотой, положил на тарелку сушки. Потом вынул из кармана небольшой ключик на брелке и отпер секретер с перламутровой инкрустацией. Достал оттуда грелку. Налил в стаканы из грелки спирту грамм по пятьдесят, добавил кислоты и разбавил все это водой:

— Угощайтесь. Коктейль «Полярная ночь».

В каюте было натоплено, спирт теплый, пахнет резиной… «Полярную ночь» пить было не очень приятно.

Капитан покрутил ручку патефона и поставил пластинку. Зазвучала ария Ленского в исполнении Лемешева.

— У меня жена в Большом театре поет. В хоре. Вот, — он достал из бумажника фотографию девять на двенадцать: там на белой лошади сидела блондинка лет сорока в костюме для верховой езды. Блондинка улыбалась в камеру.

— Оленька у меня и конным спортом занимается, — сказал капитан с нежностью. (Вот для кого морской волк просил шпоры.)

На ужин в кают-компании буфетчица подала макароны по-флотски, потом налила нам чаю.

— Не пей, — шепнул мне Конецкий. И сам не стал пить.

Когда мы остались одни, Конецкий открыл титан. Там под водой на дне толстым слоем лежат вареные тараканы.

— И так на всех старых кораблях, — сказал Конецкий.

А ночью в каюте, как только я потушил свет, со всех сторон послышалось шуршание. Включаю свет — вокруг полчища тараканов. Я начал сгребать их в раковину и поливать водой.

Утром из каюты капитана на палубу вышла буфетчица в халатике, подошла к открытому люку, наклонилась и крикнула куда-то в трюм, в глубину:

— Ванну капитану!

Эхо отражалось от ржавых железных бортов и гулко повторяло: «ванну капитану»… «ванну капитану»… «ванну капитану»…

А снизу донеслось:

— Да пошел он на хер!

«На хер»… «на хер»… — вернулось обратно.

Тогда на палубе появился капитан в бархатном халате, из которого выглядывали тоненькие безволосые ножки в меховых шлепанцах. И крикнул в люк:

— Абулаев, заводи! А то на берег спишу, на хер!

«На хер»… «на хер»…

Через десять минут раздался лязг, и корабль затрясся так сильно, что, казалось, вот-вот развалится на куски.

Я пошел посмотреть. Из ржавого крана на пожелтевший мрамор падали бурые капли. Кап-кап-кап…

Через два дня, когда Конецкий в кают-компании по моей просьбе в двадцатый раз переписывал сцену «Россомаха в вытрезвителе», послышалась наша песня. Вышли на палубу: к нам шел наш военный «спасатель». Беленький, чистенький, на мостике сверкают офицерские погоны, и музыка звучит из репродуктора на все Баренцево море (это звукооператор Женя Федоров включил на полную мощность нашу фонограмму).

Подошли. Военные моряки швартуются редко, поэтому для них это событие. Матросы бегают по палубе, офицеры нервно командуют:

— Лево руля!

— Нет, право руля!

— Нет, лево руля! Полный назад!

— Стоп, машина! Сто-о-оп!!!..

И они врезались в борт «Витязя».

От удара мачта упала. Пожелание Саши Борисова исполнилось.

Борис Андреев

Боцмана Россомаху играл один из самых популярных в те времена актеров — Борис Федорович Андреев. Андреева я хорошо знал — он дружил с моими родителями и часто бывал у нас дома, — приходил в гости со своей женой Галей.