Безбилетный пассажир

Между прочим. Иногда удивляются, почему актеров так любят и всегда идут им навстречу. Да не актеров любят, а любят их героев. И не хотят понимать, что актер и тот, кого он играет, — не один и тот же человек. И часто из-за этого «недопонимания» возникают комичные ситуации.

Грузинский актер и режиссер Гугули Мгеладзе, когда учился во ВГИКе, сыграл в фильме Герасимова «Молодая гвардия» Жору Арутюнянца. Когда Гугули вернулся в Тбилиси, командир полка, расквартированного под Тбилиси, пригласил его в какой-то праздник на творческую встречу с офицерами и солдатами. Мгеладзе приехал, полковник вывел его на сцену и представил:

— Товарищи! К нам на праздник приехал безвременно погибший, отдавший жизнь за нашу великую Родину комсомолец Жора Арутюнянц! Прошу почтить его память вставанием!

И все встали.

Еще одна история. Как-то раз обедали мы втроем — я, Леонов и Вячеслав Тихонов — в кремлевской столовой (в Кремле тогда проходил съезд кинематографистов). Все официанты подходили к Тихонову за автографом, а нами с Женей никто не интересовался. Я думал, что Леонов расстроился, но Женя сказал:

— Ничего удивительного. Слава для них — Штирлиц, полковник КГБ, а я кто? Дурак из «Полосатого рейса».

В жизни Леонов был человеком грустным. Звонит, бывало:

— Гия, это ты? (Кашель.) — Он курил не меньше, а может, и больше меня. — Материал смотрел?

— Смотрел. (Кашель.)

— Куришь? (Кашель.). Подожди, сейчас тоже сигарету возьму!.. И что материал?

— Пока не понятно. Ты-то как?

— Да репетирую. (Кашель.) Одиночество, бессонница…

Между прочим. Не знаю, как насчет одиночества, но бессонница у него была не очень хронической. Я с ним ехал в одном купе из Риги. Легли спать. Через пять минут он захрапел. И храпел так, что слышно было даже в тамбуре, куда я выходил курить.

В «Слезы капали» есть эпизод, когда главный герой Васин (Леонов) идет топиться в озере. Снимать его мы должны были в Ростове Ярославском. А поскольку дно озера Неро очень илистое — проваливаешься в ил по пояс, — то под водой сбили помост из досок, по которому должен был идти Васин. Когда приехали на съемки, помост вдруг всплыл, все надо было делать заново, и в этот день съемка отменилась. Поехали в гостиницу. По дороге я вспомнил, что наш оператор, Юра Клименко, еще в Москве жаловался на сердце. В местной больнице Клименко, конечно, никто смотреть не будет. И я сказал Леонову:

— Помнишь, ты говорил, что у тебя сердце побаливает?

— Когда я говорил?

— На «Марафоне». Вон поликлиника, давай покажешься врачу. Ну, и Юра с тобой заодно.

В поликлинике осмотрели и того, и другого. Клименко посоветовали купить валидол (на всякий случай), а Леонова срочно госпитализировали и сказали, что в таком состоянии в ближайший месяц работать ему нельзя. На «скорой» перевезли Леонова в Москву и уложили в больницу. Съемки остановились. Из больницы Леонов звонил каждый день:

— Надо снимать, снег выпадет!

— Не выпадет.

Через две недели Леонов позвонил и сказал, что его выписали и можно ехать в Ростов Ярославский. И на следующий день мы поехали — Леонов в сопровождении мосфильмовского врача и жены Ванды с пакетом лекарств.

Приехали, проверили помост — все нормально. А ночью ударил мороз, озеро Неру замерзло, и пришлось пробивать во льду дорожку, по которой пойдет топиться Васин. Леонов и актриса Оля Машная должны были лезть в ледяную воду. Мы поддели актерам под одежду костюмы из пористой резины для водолазов, которые сохраняют температуру тела, — двигаться им в этих костюмах было трудно. И мы решили снять эту сцену одним кадром, чтобы Леонов несколько раз не залезал в воду. Отрепетировали движение камеры на дублере (дублером был тот самый дядя Вася Тридцать три несчастья, который занимался водосбросами на съемках «Пути к причалу». Естественно, дядя Вася Тридцать три несчастья соскользнул с помоста и с головой ушел под лед. Еле выловили).

Сняли кадр.

— Все! — кричу. — Съемка окончена!

— Подожди.

Юра Клименко отвел меня в сторону и сказал, что я так махал руками, что моя рука попала в кадр. «Надо бы переснять». Я посмотрел на Леонова и… сказал, что так сойдет. И правильно сделал, что не стал переснимать, — Леонова, оказывается, никто не выписывал, он сбежал из больницы.

(А эту руку, кроме меня и Клименко, на экране все равно никто не видит.)

Леонов часто шутил: я снимаю его потому, что он — мой талисман. Что же, может быть, Женя и был моим талисманом, но главное — он был камертоном. Он задавал тон стилистике — добрый, смешной и грустный.

«И долго еще определено мне чудной властью идти об руку с моими странными героями, озирать всю громадно-несущуюся жизнь, озирать ее сквозь видный миру смех и незримые, неведомые ему слезы», — эти слова Николай Васильевич Гоголь словно о Жене написал.

И сейчас, когда я начинаю работу над фильмом, первая мысль: «Кого будет играть Леонов?» И через секунду вспоминаю — уже никого.