Безбожник, или Исповедь

Начало этого времени совпало с моим совершеннолетием. В ночь перед Рождеством мама подарила первое золото – крестик с цепочкой, вот тока распятья не было на кресте, да это в то бесовское время было и не важно, но крест на цепи носил на груди, хотя и некрещёный и креститься-то не умел. Очень удивлялся я, да и до сих пор удивляюсь, как надо было напугать большевикам моих дедушку, бабушку и родителей, что при высылке на Урал они даже икон, видимо, взять с собой не посмели. А может, за это тогда грозила смерть всей семье, прости, Господи! Не вправе осуждать я гонимых властью людей, у которых на руках умирают дети.

Зато на Пасху у бабушки праздник всегда – и крашеные яйца, и кулич, да и во дворе у всех праздничное настроение. «Христос воскресе – воистину воскресе!» – слышалось в этот день отовсюду несмотря на антирелигиозный строй страны в то время восьмидесятых годов.

Глава 3.

Армия в начале восьмидесятых – это отдельная тема, по весне меня и всех моих товарищей начали призывать в ряды вооружённых сил, начало лета – проводы…жаль, что той девочки из поезда (год длился наш школьный роман за 40 километров друг от друга) не удалось побывать на моих проводах, хотя я ездил за ней, чтоб пригласить на проводы меня в армию, в город Свердловск (ныне Екатеринбург). Мама её сказала, что её дома нет, она болеет.

Ну что ж, в армию – так в армию. Сам в Афган не рвался, но если бы призвали туда – так тому и быть, а чтоб сам – как некоторые – не-е-е-е-е-е, не хотелось чё-та. С городского военкомата на призывной пункт за несколько десятков километров от дома везли в пьяном угаре, веселились, пели песни и жили некоторые там – на призывном – по нескольку дней.

Мне повезло, меня и ещё со мной пять человек, купил пьяный прапор – как в кино « ДМБ » (я уж думал – не было ли с нами Охлобыстина, так правдиво он написал сценарий к этому фильму). Мы даже прыгали с поезда на ходу, потому что на сибирской станции, куда нас вёз прапор, остановки не было запланировано у локомотива, а нам так, видимо, хотелось послужить Родине.

Вот и приплыли, как говорится. Берите верёвки с мылом и вешайтесь, духи бесплотные, вы в армию прибыли. Волосы у меня были до плеч и поэтому приглянулся кому-то из «дедушек», который так и сказал: «Подстрижёшься – пришибу тебя и парикмахера, так ему и скажи!» Поселили нас в карантин, казарма на восемьдесят человек, мы в своей гражданке, баня будет тока завтра, видимо, тогда и переоденут.

Часть какая-то странная – гражданская оборона (ха-ха)…тут и краснопогонники и чёрнопогонники разномастные какие-то приходят нас шмонать на наличие хороших и им нужных вещей. Тот пьяный прапор вроде был чёрнопогонник, и это радовало, потому что в красных как-то казалось западло; была в то время ассоциация с внутренними войсками охраны зеков – бред какой-то, на самом деле. Шмон дедов и помазов (черпаков ) меня обошёл, потому что тот, который запретил меня стричь сказал,что я пойду ночью с ними в самоход, деревня была за пять-шесть километров от части. И зачем мне это надо, я же Родину пришёл защищать, а тут, похоже, до этого нет никому никакого дела, духи мы пока бесплотные, говорят, и это – весь первый год! Вот я и думаю – приплыли, блин!

До вечера нас успели отвести в столовую строем, но пока ещё без песни, кормили не мамкиными пирожками, а перловой кашей, которую тоже есть можно, и даже вкусно бывает, в зависимости от того, какой повар на смене. И опять в казарму, мы – в карантине, это когда человек восемьдесят живут в одной большой комнате с двухъярусными панцирными кроватями по бокам , то есть это просто казарма, отданная на время призыва молодого пополнения под карантин до присяги.

Как оказалось впоследствии, наш полк в этом деле пополнения существовал как перевалочный пункт Краснознамённого Военного Сибирского округа, и наша разношёрстная команда многонациональной страны советов, собранная со всех краёв необъятной Родины. Вечером за мной, как ни странно, пришли воины; насмехаясь над моими длинными волосами, забрали меня с собой, и я в первый же вечер рванул с «дедушками» на танцы в деревню. Не особо и хотелось в темноте бежать по полям и лесам, хотя Сибирь, как оказалась, была лысой (ой) , то есть без леса , равнина с околотками берёзовых рощ – всё, что я успел заметить во время бега , чтоб не засекли (хи-хи).

Уходили все в гражданской одежде или полугражданской, с элементами ремней и бушлатов, впрочем, вся деревня там так одевалась. Танцы как танцы, мне даже немного налили спиртной жидкости для храбрости, и я растворился в деревенской суете музыки и танцующих, но под конец этого веселящего действа остался один, мои однополчане, поснимав деревенских девок, разбрелись по деревне, а я остался на выходе из клуба один и на вопрос, где тут воинская часть, девчонки хохотали, не веря, что я солдат и призвался у них тут служить ещё два года.