Безбожный переулок

Из крепостных ворот вынырнул «ламборгини», похожий на очень красивый, но безжалостно расплющенный трактор. Как раз такого же радостного цвета, как и Малин лак. Вильнул пару раз по дороге, помнившей не только древних римлян, но и этрусков. Курчавые синие бороды, смешливые женщины в янтарных бусах, откровенно греческие, плутовские рожи на расколотых вазах. Прежде, еще до них – вилланова культура, еще раньше – террамары. Второе тысячелетие до нашей эры. Погребальные урны. Крикливые торговцы. Отменные бронзовые ножи. Ласковые быки, бредущие краем неба. Протоиталики. Пралюди. Тоже смеялись, плакали, ревновали. Целовали своих девчонок. Оплакивали драгоценный прах. Прислушивались к темноте, в которой еле слышно дышали дети. Самый младший чуть-чуть храпит – аденоиды, конечно. Слава богу, всего лишь вторая степень. Оперировать? Нет. Ну конечно нет. Какой идиот вам это сказал?

Оседлавший «ламборгини» Мауро, прямой наследник этого вечного мира, выкрутил хищный руль на дороге, которую не было смысла менять, потому что она всегда вела прямо в рай. Бутылка вина булькала на заднем сиденье, в бумажном пакете мирно толкали друг друга боками толстая мортаделла и круг пекорино. Всего три месяца от роду. Соль, каменный пресс, овечье молоко. Бум. Заднее колесо поймало камешек, «ламборгини» опасно вильнул, чирканув бортом готовно подставившую ладони пропасть.

Хохлы переглянулись. Ну надо же, сказал один из них нараспев по-русски. Купить себе такую машину – и не купить хорошо ездить.

Огарев засмеялся.

Киев, брусчатый спуск к Бессарабскому рынку, малосольные огурцы в мокром целлофановом пакете, Маля, сентябрь, украденный выходной.

Хохлы переглянулись еще раз.

Так ты русский, что ли? – спросил тот, что повыше, недоверчиво.

Огарев посмотрел на городскую стену. Замок Орсини был на месте, но Маля исчезла. Побежала, наверно, с этим шалопаем – подглядывать за туристами. Давно пора надрать ему уши, засранцу. А ей сказать, чтобы не возвращалась одна в темноте. Не давай другим мужчинам прикасаться к тебе. Не разговаривай с чужими.

Нет. Не русский, ответил он хохлам и только теперь вдруг понял – как совершенно, абсолютно счастлив.

Уже нет. Теперь – просто человек.