Безбрежные дни

С треском рвались молнии на дверях. Все до единого кабинеты – пусты. Ник слышал хриплое дыхание самого здания, но вокруг не было ни души. Справа над головой увидел указатель: «ЗАЛ ЗАСЕДАНИЙ. Вниз по лестнице».

Другая, более широкая и устойчивая лестница вела из коридора вниз, прямо в просторный зал. Голые стены и пол, ни намёка на стулья, столы, хоть какое-то присутствие заседающих. На стене напротив входа зиял огромный плакат:

«На ближайшее воскресенье запланирован снос нежилой части Острова. Согласно нашим данным, никаких ценных объектов на местности не обнаружено. В понедельник работы на фабриках возобновляются».

Это приказ.

Ник сел на пол и тихо заплакал.

Домой возвращался на закате. Солнце красило стены домов зловеще багровым предчувствием.

– Сегодня сокращённый паёк выходного дня. Ты отметил рабочую карточку на фабрике? – встретил его отец.

– Нет.

– Что ж, – наигранно весело сказал он, – тогда будем делить то, что дадут нам с твоей матерью.

– Я был в Правлении насчёт Сада, – бухнул Ник.

Отец как-то весь съёжился, и глаза цвета сизой утренней дымки потемнели.

– Сынок, ты должен был сам во всём убедиться. В доки причаливают сплошь грузовые суда, но никто из наших не видел их капитанов. Всё, что мы знаем о Земле, – её прошлое. Всё, что она нам даёт, – мусор. Настоящее неуловимо и необъяснимо. Никем и никому.

Забарабанили в дверь. Привезли еду. Мама с карточками в руках попрепиралась с ними недолго из-за пропущенной отметки Ника, махнула рукой и отправилась распаковывать контейнеры с ужином.

После ужина в молчании пили чай. Опреснённая морская вода ощущалась в переслащённой жиже. Привкус разочарования на языке и пустота в желудке. Тусклый свет лампы на солнечных батареях отражался от гладких стен, рассеивался и блуждал по комнате, словно искал сам себя.

Безжалостный Сатурн маячил в окне, стоял над душой. Никогда прежде Ник не испытывал такой щемящей тоски по Берегу.

«Тоска по недостижимому идеалу», – писали в книгах, где одна строка перетекала в другую, страница в страницу. Книги повторяли друг друга, как волны. Разные, но однообразные. По образу и подобию. «Бог бесконечен, – говорилось в них, – и Вселенная, Его дитя, бесконечна».

Ник догадывался теперь, что обеспечивает эту бесконечность. Конвейерная лента бытия, переработка сущностей, идей, предметов, явлений. Лампа впитывает дневной свет и изливает его призрак в ночь.

В нашем мире вторично всё.

День пятый

Знакомый посвист в стенах спящего дома выкинул из кровати. Одежду натягивал уже в коридоре. Немыми свидетелями у двери возникли отец и мать.

– Я всё равно пойду на площадь, что бы вы ни сделали сейчас, – сказал Ник басом.

– Береги себя! – попросил отец, пропуская его в дверь. Мать негромко взвыла, закусив запястье.

Ветер в Городе рвал и метал. Куски крыши, пластиковые стаканчики, оконная плёнка, чья-то одежда ... вихрями крутились под ногами, свиваясь в мощный поток, и он мчался по улицам вниз, к центральной площади.

– Ветер! – кричал Ник по дороге, размахивая руками, словно силясь его поймать. Люди оглядывались на Ника и спешили следом.

На площади в безработный день столпился почти весь Остров.

Ник взобрался по ступенькам к парадному входу в здание Правления.

– Куда тебя несёт? А ну слезай быстро!

– Послушайте!

Зеваки подтягивались ближе, окружали импровизированную трибуну.

– Кто это? Что случилось?

Удивление. Возмущение. Смех. Ворчание. Возгласы.

– Дайте парню высказаться!

И вот море человеческой плоти перед глазами. Свист ветра.

– Послушайте, – заговорил Ник, – ветер. Через несколько дней здесь будут тонны мусора. Работы возобновятся...

– Послезавтра! Нам обещали, что фабрики откроются послезавтра.

– Подождите! Потерпите несколько дней и не придётся жертвовать частью Острова.

– Сокращённый паёк ещё несколько дней?!

– Там нет ничего ценного, нечего жалеть.

– Вы знаете, что есть! Сад! Последний приют наших близких.

– Их перезахоронят по островному обычаю.

– Да! Мои родные ушли в море.

– И мои!

– Хватит голодать!

– Из-за сумасшедших фанатиков земных похорон нас лишат работы!

– К чёрту Остров, дайте работу и еду!

Живое море заштормило. Сотни оскаленных лиц. Ветер хлестал по щекам. Над головой простиралось опустевшее ясное небо. Настоящее одиночество – когда один против всех.

– Нет никого над нами, – сказал Ник, оглядываясь на здание Правления, – я был за этой дверью. Остров – саморегулирующаяся система. Мы вольны делать, что захотим. Никто нами не управляет! Никто не лишит нас ни работы, ни жизни, ни Острова.

Минутное молчание, как затишье перед бурей. И снова ураганные порывы ветра.

– Ложь! Не слушайте его!

– Чего ты хочешь от нас?!

– Сберегите Сад. Пусть останется память о тех, кто жил на Острове!

– Подстрекатель!

– В клетку его!

Толпа сгустилась у ног. Чьи-то жилистые руки ухватили его и стащили вниз. И Ник поплыл по чужим рукам и плечам. Худое, лёгкое тело перекидывали друг другу, швыряли из стороны в сторону, как щепку. Ногти впивались в обнажившиеся бока. Ник распластался на спине, покачиваясь, как на волнах.

– В клеткуууу! – ревело в ушах.

– Прекратите! Он же мальчишка!

– Бей его!