Бездна

На этот раз она не отбрехивалась. Только заворчала себе под нос, а потом принялась медленно отползать. Учитель двигался следом, выслушивая новые и новые ругательства. Сперва эта болтовня его раздражала, но со временем, когда девушка начала использовать многоэтажные инвективы, злиться он перестал. Он знал многих сквернословов, как до Атаки, так и после, но половины проклятий, какие она посылала в его адрес, в жизни не слыхал. Жалел только, что не сумеет всех их запомнить.

Четвертью часа позже, после нескольких передышек, девушка, наконец, замолчала. Ноги ее почувствовали свободное пространство, а это означало конец лаза. Девушка ловко вылезла из трубы и отступила на пару шагов, не сводя глаз с поблескивающего в электрическом свете штыка. В камере, куда она добралась, было довольно светло. Здесь никто не чистил стен от грибницы, может, лишь за исключением мест над трубами, где находились следы дорожного указателя.

Учитель вытолкнул рюкзак наружу, после чего остановился и смерил девушку внимательным взглядом.

– Руки, – бросил он.

– Что – руки?

– Держи их на виду, – процедил он сквозь стиснутые зубы – для пущего эффекта.

Он не намеревался дать себя заколоть какой-то соплячке. Не здесь и не теперь. Когда она выполнила его просьбу, Помнящий высунулся из трубы и приземлился на решетку, сделав классический кувырок. Она даже не вздрогнула – оттого, может, что увидел шнурок, тянущийся в отверстие, и голову Немого.

– И сколько вас там? – удивилась она, отступив под стену.

– Осторожно! – Учитель остановил ее жестом.

Как бы она не раздавила гриб-другой. Хотелось бы предварительно надеть маски.

Девушка съежилась и застыла в шаге от стены.

– Что там? – спросила она, несколько напуганная.

– Это всего лишь мой сын, – пояснил Помнящий, подавая знак Немому, чтобы он как можно быстрее выбирался из лаза.

– Не в трубе, дурак, а за мной! – она скосила глаза, стараясь заглянуть себе за спину. – Шарик?

Учитель покачал головой.

– Ничего там нет.

– Не ври, – насупилась она. – Я видела, как ты бледнеешь… Убей это… ну, коли, гад. – И через миг добавила шепотом: – Я не хочу тут умирать…

– Если не обопрешься о стену, ничего с тобой не случится, – сказал он так спокойно, как только сумел, снимая штык с кия.

Девушка сперва выпучила глаза, а потом почти незаметно кивнула и приподняла левую ногу. Это был самый медленный шаг, который Помнящему приходилось видеть. Когда она наконец поставила ногу на бетон, то развернулась уже нормально, окинув стену внимательным взглядом.

– Тут нет никаких теняков или лепиков, ты, сволочь драная! – взорвалась она.

Забавно она выглядела, так вот щеря зубки и сжимая кулачки. Невысокая и очень худенькая, может, килограммов сорок, сорок пять. «Умойся она – личико было бы вполне симпатичным», – подумал Помнящий. Большие голубые глаза и узкий подбородок делали ее похожей на героиню манги. Девушке было не больше тринадцати – четырнадцати лет, в этом мире – вполне взрослая женщина. Одета она была в мешковатое полотняное платье до колен, наверняка – канальную самоделку, толстые чулки с таким количеством дырок, что напоминали они, скорее, сеть, чем деталь гардероба, и тяжелые боты с высокими голенищами. Одежду дополнял широкий кожаный пояс с большой пряжкой, наверняка скаутовский, и переброшенный через плечо дорожный мешок.

– Я ничего такого и не говорил, – ответил он, берясь за свои вещи.

– Чтоб тебе засраный шарик ядом в самую морду твою татуированную плюнул, ты, лживая срань из лишайной жопы растоптанного ступачом шипозмея… – начала она очередную тираду, но замолчала, увидев, как стоящий у входа в лаз парень отчаянно жестикулирует.

– Мой сын – глухонемой, – пояснил, позабавленный ее реакций Учитель. – Умеет читать по движениям губ, но ты говоришь так быстро, что он потерялся на третьем слове.

– Ой… – девушка отвернулась к Помнящему так, чтобы парень не видел ее губ. – Он долго не протянет, – конспиративным шепотом добавила она.

– И почему ты так считаешь?

– У нас в анклаве был один такой, – сказала она, наклоняясь сильнее, чтобы не повышать голос – будто оно имело хоть какое-то значение в их ситуации. – Немамочный его звали, сама не знаю, отчего, но он всегда первым подхватывал любую болячку. Прошлой зимой на одном из собираний слетел мордой вниз со второго этажа. Пол под ним провалился. Мы думали – конец ему, но выжил, немытый хрен мозгожорский. После – перестал слышать, а вместо того, чтобы говорить, бормотал так, что не понять было. Мы его даже в Новый Ватикан водили, но все без толку. Говорю тебе, лучше за границу не иди: эти выскребки в рясах, из котокатового говна вытканных, брешут, что твои сирены. Парню твоему не помогут, как Немамочному не помогли, – девушка кивнула, словно было ей жаль Немого. – А вообще я тебе того не должна говорить, гребаный ты в пупок дедуган… – она снова лизнула свою ранку, – но пусть уж. Познай доброту настоящей сталкерши.

Она окинула его презрительным взглядом и двинулась в сторону лаза.

– Ты… сталкерша! – крикнул он ей, проглотив так и просящиеся на язык более злые определения. – Давай сторгуемся.