Бездна

На обгорелых пирсах Мурманска было столпотворение: тысячи обезумевших, потерявших всякий людской облик существ метались по обугленным доскам причалов, в тщетных попытках взойти на пришвартованные корабли. Время от времени среди них вспыхивали кровавые драки, быстро перерастающие в озверелую поножовщину. Толпа время от времени сменяла направление, когда кто-то из капитанов пришвартованных судов спускал время от времени трап, чтобы принять привилегированных пассажиров, имеющих разрешение и пропуск от Командования экспедиционным корпусом. И тогда летели сметённые слепой силой в чёрную воду тела, одетые в форму, ломались суставы и с хрустом сминались несчастные, угодившие между бортом и стеной пирса в момент, когда небольшая волна чуть отодвигала стальной борт судна, и образовывался промежуток. Самые отважные прыгали на массивные плетёные их манильского троса кранцы, огромные плетёные подушки, предохраняющие корабли от наваливания на причал. А уже с них они пытались перепрыгнуть на ограждённые леерами спасительные палубы, Но… Вдоль лееров блестела примкнутыми штыками морская пехота, отбрасывающая каждого, осмелившегося совершить такой прыжок. Вот и сейчас плоский штык высунулся из спины существа, уже занёсшего ногу через трубу леера и считающего себя спасшимся. Вой донёсся из толпы, увидевшую эту картину…

Коммандер Клинтон скривился и спустившись с мостика в кают компанию на правах старого друга обратился к командующему флотом адмиралу Чейни.

— Сэр, туземцы волнуются. Пехота может не удержать их. Ещё немного, и начнётся бойня.

Полный адмирал лениво потушил сигару, на которые ввёл моду Черчилль в хрустальной пепельнице и сделав глоток виски с содовой, кивнул в ответ:

— Вы правы, Дик. Пожалуй, стоит отвести суда на рейд. Я просто жду доклада. Но, судя по всему — те, кого мы должны забрать, уже на борту.

Щёлкнув пальцами, Клинтон дождался, пока вышколенный вестовой подаст ему порцию спиртного и сделав глоток, вновь заговорил:

— А что будет с этим сбродом? По моим беглым подсчётам, их там около двухсот-трёхсот тысяч.

— Пхе, коммандер! Вас интересует судьба этих туземцев? Неужели вам жаль обезьян? В наших колониях в Африке, Индии и Аравии ещё достаточно пушечного мяса, надеюсь, русские потеряют хоть немного времени, уничтожая дикарей.

— Они могут и не убивать их, а заставить работать. Восстанавливать то, что они уничтожили.

— Не думаю, Дик. Не думаю… Может, они и гуманисты, но вряд ли кто пощадит тех, КТО СОЖРАЛ ЖИВЬЁМ его семью. Так что, не волнуйтесь, коммандер. Сейчас принесут данные, и мы сразу отходим…

Сотни тысяч пар глаз с ненавистью следили за тем, как могучие бронированные дредноуты, крейсера и эсминцы выбирают якоря, и за их кормой начинает бурлить вода. Вытягиваясь в колонну британская эскадра возвращалась в Метрополию, бросив на произвол судьбы почти триста тысяч солдат колониальных войск: негров, арабов, индусов. Привыкшие зверствовать на оккупированных территориях, возродившие уже почти забытое людоедство, всячески поощряемое белыми офицерами-англичанами. И теперь, когда нужда в них миновала, а финские войска вместе с добровольцами со всего мира были отброшены восвояси, за Линию Маннергейма, потерявших людской облик существ ждала неминуемая гибель. Либо — от голода, хотя они могли жрать друг друга… Либо, от пуль и снарядов жаждущих мести русских и немцев. Но никто в Адмиралтействе и Парламенте не мог представить себе, что у брошенных на произвол судьбы туземных солдат, найдутся вожди и грамотные командиры, которые смогут организовать отчаявшихся в сплочённую, горящей ненавистью ко всем белым людям армию. А так же то, что эти командиры поведут эту армию дальше на Север, а потом повернут на Запад, в Норвегию и Швецию прихватив по дороге и Финляндию…

Петсамо пылал. Пылал яростным пламенем. С треском сгорали в огне просоленные морским ветром деревянные стены невысоких норвежских домов. Скручивались от невыносимой жары клейкие ярко-зелёные листья на коричневых берёзах, по высохшему от необычной для этих мест жаре вереску огонь мчался со скоростью урагана. С пальбой моментально вспыхивающих иголок вороники, с тлением коричневого торфа. Но самое жуткое творилось на улицах.

Беспечная Норвегия, которая обеспечивала никелем и железом Финляндию, Британию, Швецию, которая от своих щедрот выделила гордым свободным финнам для защиты от аппетитов северного соседа большую часть вооружения своей армии, крошечной, по европейским масштабам, защищаться от нашествия людоедов не смогла. Брошенные на произвол судьбы под стальной каток горящих справедливым возмездием русских тем не менее негры и арабы, сплотившись вокруг своих племенных вождей, а так же просто вокруг тех, у кого не опустились руки, ринулись к Северу. Туда вела единственная шоссейная дорога. До Петсамо было сто пятьдесят километров по полярной тундре. Под летним, не заходящим солнышком полярного дня. Триста тысяч людоедов, убийц, насильников, грабителей…