Бездна голодных глаз

…Утром Инга, выйдя во двор, никого там не нашла. После недолгих поисков, обойдя флигель кругом, она обнаружила с тыльной стороны дома — куда до сих пор ни разу не заходила — невысокий холмик с торчащим из него самодельным крестом. А вокруг этого странного захоронения стояли Иоганна, тихий и умытый Йорис, и чуть подвыпивший Черчек с лопатой в руках.

— Чего это вы? — севшим спросонья голосом осведомилась Инга, еще не сообразив, что лучше было бы промолчать или вовсе не приходить сюда.

— Жена моя здесь, — веско ответил Черчек, зачем-то ткнув пальцем наискосок в небо, а не в могилу. — Выкапывать будем. Эх, Вила, Вила…

На вопрос: «Зачем?» старик пробурчал что-то неразборчивое, вроде: «Чую, тело ей сейчас нужно». Инга решила удовлетвориться этим своеобразным ответом. Поняла — надо. И встала рядом с Йорисом, рука которого зажила подозрительно быстро — за одну ночь.

В этой выздоровевшей руке Йорис держал топор весьма зловещего вида.

Хозяин хутора с неуловимой досадой выдернул из уже слегка просевшего холмика неумелый деревянный крест — то ли сам крест раздражал его, то ли необходимость крест выдергивать — и отбросил его в сторону, а Йорис тут же принялся рубить символ распятия на дрова.

— Крест-то ему чем не понравился? — шепнула Инга пригорюнившейся Иоганне.

Та не ответила.

Йорис тем временем успел покончить с крестом и начал таскать сушняк — Инга так и не выяснила, где он умудрялся брать эти сучья и ветки — и, пока лопата Черчека тупо вгрызалась в могильный холм, натаскал его целую гору.

Сначала Инга недоумевала, но потом до нее дошло.

Костер. Погребальный костер.

Минут через пятнадцать-двадцать из-под свежеразрытой земли показался край какой-то ткани — земля уравнивает полотно и дерюгу, превращая ткань во что-то среднее, трудноопределимое. Тут Инге отчетливо представилось синюшное, полуразложившееся лицо, слюнявые желтые клыки и горящие, еще живые, по-мертвому живые глаза — и она поспешно отвернулась. «Как бы Иоганна не разродилась раньше времени, со страху-то», — мелькнуло у Инги в голове, мелькнуло и исчезло. Не чувствовалось здесь страха. Совсем.

Иоганна запела-запричитала по ушедшей, Черчек с Йорисом молча подняли то, что скрывал в себе могильный холм — Инга так и не стала смотреть, как ЭТО выглядит — и бережно опустили тело на приготовленное ложе из мертвого дерева. Там же, в этой горе веток, скрывались и останки самодельного креста.

— Лицом вверх клади, — буркнул старый Черчек. — Давай, давай, Серый, не мнись…

— Не по обычаю, Черч, — заикнулся было Йорис, но старик лишь негромко и страшно зарычал в ответ, и Йорис мгновенно умолк.

Загорелось само — без спичек, без огнива — и Инга даже не стала думать, кто и как разжег костер.

Горело на удивление ярко и светло, без черного смрадного дыма, без вони и копоти. И отпылало быстро, а когда костер уже слабо тлел, налетел вдруг ветер, взвил в небо кучу пепла — и развеял, разнес по округе, дальше, дальше… Одни обугленные головешки да разрытая могила напоминали о случившемся.

Не было слез, щемящей тоски, почти не ощущалось присутствия смерти, той, безносой, с косой в руках — только тихая светлая грусть и понимание, что все это естественно и неизбежно, и нет в этом ничего страшного, и все в конце концов будет хорошо… наверное…

С этим легким чувством отрешенности и вернулась Инга к флигелю.

А к вечеру начали собираться тучи.

И гости.

17

В этом глухом поречье

мы не искали

встречи.

Ф. Г. Лорка

ЗДЕСЬ

Первым появился собственно Бредун, весь день невесть где пропадавший. Явно чем-то довольный, он уселся рядом с Ингой и стал наблюдать за пурпурно-закатным солнцем, медленно опускавшимся в замысловатую вечернюю вязь сплетенных ветвей.

Потом Бредун извлек из-под непонятной хламиды, в которую сегодня вырядился, дорогую сигару, запечатанную в целлофан с яркой надписью, разодрал обертку, подкурил и с удовольствием выпустил огромный клуб крепкого, но вместе с тем ароматного дыма.

Инга отодвинулась в сторонку, а Черчек с уважением посмотрел на быстро сгущавшуюся вокруг Бредуна дымовую завесу.

— Придут… — промурлыкал Бредун, попыхивая импортным куревом. — Эх, трам, тарарам, ходят кони по горам, ходят кони при попоне…

— Эти придут? — осведомилась Инга, стараясь не делать глубоких вдохов. — Неприкаянные? Они что, все вроде тебя?

— Ну не так чтобы вроде… — Бредун неопределенно помахал сигарой в воздухе и чуть не угодил подсевшему к ним Йорису в глаз. Йорис намек понял и тут же исчез.

— Разные мы, дорогая, разные и заразные. Хуже чумы. Есть вроде меня — бродят себе по свету, и не только по этому, да только нет им ни покоя, ни отдыха… много чего нету. Песню, небось, слыхала: «Лучше нету того свету»? Тоже наши люди придумали…

Он снова затянулся.

— А есть и другие. Кармики, например.

— Карлики? — переспросила Инга.

— Да нет… Кармики, говорю. Это когда родился, жил, помер — и нет его. А там, глядишь, через век-другой снова возрождается. То ли самим собой, то ли еще кем. Правда, обычно они облик менять не любят…

— Их что, вызывать можно? Как духов?

Бредун криво усмехнулся.