Постепенно в моем сознании складывалась пока неяркая, но уже с первыми логическими выводами картина.
Итак…
Сергей Кузьмич Цаган. Жизнь оборвалась на шестьдесят пятом году. Генерал армии. До КГБ типичная карьера полицейского бюрократа, начавшаяся во время войны в СМЕРШе.
— Ты знаешь, как расшифровывается СМЕРШ? — спросила у меня Вика.
— Нет.
— «Смерть шпионам». То есть наши славные чекисты в воюющей армии. Дезертиров отлавливать, заградотряды формировать. А главное — бдеть за морально-политическим духом солдат и офицеров. Способов работы — обширный джентльменский набор. Например, перлюстрация писем. Так называемая военная цензура. Сколько они на этой основе людей пересажали — не счесть. Среди них, между прочим, Александр Исаевич Солженицын.
Теперь родство с Леонидом Ильичом Брежневым. Действительно, интересно! Сергей Кузьмич — свояк главы государства, то есть женат на сестре жены Леонида Ильича. Дружат, как говорят в России, семьями. В КГБ был на должности первого заместителя Андропова (о котором, кстати, я ничего не знаю, кроме тех биографических скупых данных, которые очень редко попадают в советскую прессу; в том же положении мои коллеги из прочих зарубежных газет. Да и из российских). То есть Сергей Кузьмич Цаган в империи под названием «Лубянка» око Генерального секретаря ЦК КПСС, надсмотрщик над Председателем КГБ и информатор о происходящем в зловещем ведомстве. Данные, так сказать, из первых уст.
— Есть за что Юрию Владимировичу ненавидеть своего первого зама,— сказала Вика.
— Вот он и организовал Цагану «самоубийство»! — раздраженно, зло, почти выкрикнул Гарик Сапунов, остервенело крутя баранку своего «Москвича» — на этот раз он шел на обгон черной «Волги».
— Не думаю,— спокойно сказал Николай Кайков, полез в карман пальто за пачкой сигарет, чтобы снова закурить, но, слава Богу, передумал.— Андропов так грубо не работает. Во всяком случае, пока не замечалось. Вообще шеф нашей тайной полиции — загадка. А ведь он на своей должности — пятнадцать лет…
— В конце концов,— раздраженно спросила Вика,— что ты хочешь сказать?
— Я хочу сказать,— последовал невозмутимый ответ,— что у Андропова есть масса других, более изящных, даже деликатных способов достать Сергея Кузьмича. И я подозреваю, что причина его скоропостижной кончины в «бриллиантовом деле»…
— То есть здесь замешана дочь Брежнева? — вырвалось у меня.
О пристрастии Галины Леонидовны к бриллиантам и прочим драгоценностям знала, как любит выражаться Вика, «вся Москва». Да и я сам имел возможность убедиться в этом… Но прочь, прочь это фантастическое воспоминание! Потом…
— «Бриллиантовое дело» и Галина — понятно,— сказал я, проглотив нервный комок, застрявший в горле.— Но при чем тут Цаган?
— Андропов поручил вести это дело, когда на него вышли люди Шестого управления КГБ, своему первому заму, и тот не знал, к кому ведут нити этого дела…
— А Андропов знал? — перебил я.
— Допускаю, знал.
— Ну и?…— торопил я.
— Я могу только предполагать,— сказал журналист «Вечерней Москвы».
— Конечно, знал! — рявкнул художник-абстракционист. Он слегка расслабился за рулем: черная «Волга» осталась далеко позади, мы теперь медленно плелись, зажатые со всех сторон, впереди смутно маячило высотное здание Министерства иностранных дел Советского Союза, еще несколько минут — и мы на Садовом кольце, а там до нашей цели рукой подать.
— Так все-таки, Коля,— настаивал я,— знал Андропов или не знал?
— Потерпи. Мы тебе в Доме журналистов подготовили встречу с одним… Сам понимаешь, с кем. У него, думаю, информация на сей счет конкретная. Только уж извини: эти субъекты — не мы. У них незыблемое правило: «наш товар — ваши бабки».
— Это мне известно,— усмехнулся я.
При развороте на Садовое кольцо мы попали в пробку. Снег за окнами «Москвича» валил не переставая.
— Тогда что-нибудь о личности Сергея Кузьмича Цагана,— попросил я.— Интеллект, пристрастия, пороки. Портрет, наконец.
Вика засмеялась.
— Ты что? — спросил я.
— Так… Ладно, начнем с интеллекта. Сергей Кузьмич, помимо служения родине на невидимом фронте, не менее страстно служил музам.
— То есть? — не понял я.
— Он литератор, «пи-са-тель». Сочетал службу в органах с писанием романов на военную тему. Штук пять, наверно, накропал. Я не читала, названий не помню. Заглянула однажды в один, в журнале «Знамя» публиковали,— через пятнадцать минут бросила. Тупая солдафонская графомания. И еще он сценарист, по его сценариям несколько фильмов снято, тоже на военную тему. Подожди… Два помню. «Фронт без флангов», «Фронт за линией фронта».
— Не фильмы — дерьмо,— сказал наш водитель,— Бредятина.
Мы наконец поехали и выбрались на Садовое кольцо.
Я взглянул на часы — было двадцать две минуты одиннадцатого.
«Полный цейтнот,— подумал я.— Не успею. Ничего. Посидит Гаррисон в редакции час, ничего не произойдет. В Штатах рабочий день только начинается».